Княжна Джаваха
Шрифт:
Я поняла, что он благодарит меня за Юлико, и вся вспыхнула от удовольствия.
О ночном разговоре Абрека с татарами я промолчала и только на всякий случай решила удвоить мой надзор над моим конем и подозрительным конюхом.
Глава 7
Таинственные огоньки. Башня смерти
– Нина, Нина, подите сюда!
Я стояла у розового куста, когда услышала зов моего пажа – Юлико.
Стоял вечер – чудесный, ароматный, на которые так щедр благодатный климат Грузии. Было одиннадцать часов; мы уже собирались спать и на минутку вышли подышать
– Да идите же сюда, Нина! – звал меня мой двоюродный брат.
Он стоял на самом краю обрыва и пристально взглядывал по направлению развалин старой крепости.
– Скорее! Скорее!
В один прыжок я очутилась подле Юлико и взглянула туда, куда он указывал рукою. Я увидела действительно что-то странное, из ряда вон выходящее. В одной из башенок давно позабытых, поросших мхом и дикой травой развалин мелькал огонек. Он то гас, то опять светился неровным желтым пламенем, точно светляк, спрятанный в траве.
В первую минуту я испугалась. «Убежим!» – хотелось мне крикнуть моему двоюродному брату. Но, вспомнив, что я королева, а королевы должны быть храбрыми, по крайней мере в присутствии своих пажей, я сдержалась. Да и мой страх начинал проходить и мало-помалу заменяться жгучим любопытством.
– Юлико, – спросила я моего пажа, – как ты думаешь, что бы это могло быть?
– Я думаю, что это злые духи, – без запинки отвечал мальчик.
Я видела, что он весь дрожал как в лихорадке.
– Какой же ты трус! – откровенно заметила я и добавила уверенно: – Огонек светится из Башни смерти.
– Башни смерти? Почему эта башня называется Башнею смерти? – со страхом в голосе спросил он.
Тогда, присев на краю обрыва и не спуская глаз с таинственного огонька, я передала ему следующую историю, которую рассказывала мне Барбале.
– Давно-давно, когда мусульмане бросились в Гори и предприняли ужаснейшую резню в его улицах, несколько христианских девушек-грузинок заперлось в крепости в одной из башен. Храбрая и предприимчивая грузинка Тамара Бербуджи вошла последней в башню и остановилась у закрытой двери с острым кинжалом в руках. Дверь была очень узка и могла пропустить только по одному турку. Через несколько времени девушки услышали, что их осаждают. Дверь задрожала под ударами турецких ятаганов [48] .
48
Ятаг'aн – рубяще-колющее оружие с кривым клинком, среднее между саблей и кинжалом, у народов Ближнего и Среднего Востока (тур.).
– Сдавайтесь! – кричали им враги.
Но Тамара объяснила полумертвым от страха девушкам, что смерть лучше плена, и, когда дверь уступила напору турецкого оружия, она вонзила свой кинжал в первого ворвавшегося воина. Враги перерезали всех девушек своими кривыми саблями, Тамару они заживо схоронили в башне.
До самой смерти слышался ее голос из заточения; своими песнями она прощалась с родиной и жизнью…
– Значит, огонек – ее душа, не нашедшая могильного покоя! – с суеверным ужасом решил Юлико и, дико вскрикнув, пустился к дому.
В тот же миг огонек в башне потух…
Вечером,
В эту ночь мне плохо спалось… Мне снились какие-то страшные лица в фесках [49] и с кривыми ятаганами в руках. Мне слышались и дикие крики, и стоны, и голос, нежный, как волшебная свирель, голос девушки, заточенной на смерть…
49
Ф'eска – мужская шапочка из красного фетра или шерсти в форме усеченного конуса, обычно с кисточкой (тур.).
Несколько вечеров подряд я отправлялась к обрыву в сопровождении моего пажа, которому строго-настрого запретила говорить о появлении света в Башне смерти. Мы садились на краю обрыва и, свесив ноги над бегущей далеко внизу, потемневшей в вечернем сумраке Курой, предавались созерцанию. Случалось, что огонек потухал или переходил с места на место, и мы с ужасом переглядывались с Юлико, но все-таки не уходили с нашего поста.
Любопытство мое было разожжено. Начитавшись средневековых рассказов, которыми изобиловали шкафы моего отца, я жаждала постоянно чего-то фантастического, чудесного. Теперь же, благодаря таинственному огоньку, мой недетски пытливый ум нашел себе пищу.
– Юлико, – говорила я ему шепотом, – как ты думаешь, бродит там умершая девушка?
И, встретив его глаза, расширенные ужасом, я добавила, охваченная каким-то жгучим, но почти приятным ощущением страха:
– Да, да, бродит и просит могилы.
– Не говорите так: мне страшно! – молил меня Юлико чуть не плача.
– А вдруг она выйдет оттуда, – продолжала я пугать его, чувствуя сама, как трепет ужаса пронизывает меня всю, – вдруг она перейдет обрыв и утащит нас за собою?
Это было уже слишком. Храбрый паж, забывая об охране королевы, с ревом понесся к дому по каштановой аллее, а за ним, как на крыльях, понеслась и сама королева, испытывая скорее чувство сладкого и острого волнения, нежели испуга…
– Юлико, – сказала я ему как-то, сидя на том же неизменном обрыве и не сводя глаз с таинственно мерцающего огонька, – ты меня очень любишь?
Он посмотрел на меня глазами, в которых было столько преданности, что я не могла ему не поверить.
– Больше Дато? – добавила я только.
– Больше, Нина!
– И сделаешь для меня все, что я ни прикажу?
– Все, Нина, приказывайте! Ведь вы моя королева.
– Хорошо, Юлико, ты добрый товарищ. – И я несколько покровительственно погладила его белокурые локоны. – Так вот, завтра в эту пору мы пойдем в Башню смерти.
Он вскинул на меня глаза, в которых отражался ужас, и задрожал как осиновый лист.