Княжна Тараканова
Шрифт:
Теперь ложь становилась привычной. И совсем скоро в эту самую малую залу, дурно выметенную большой метлой, вошла красивая девушка в жемчужно-сером шелковом платье, расшитом узором переплетающихся мелких серебряных листьев. Лицо красавицы под высоким убором темных кос виделось особенно свежим. Странный, дерзкий и смущенный взгляд косых глаз придавал этому юному лицу особенное обаяние, совершенно неожиданное. Навстречу ей тотчас поднялся из-за стола смуглолицый мужчина, одетый с достаточным щегольством наклонного к сибаритству осьмнадцатого столетия – пудреный парик, алый камзол, вышитый кафтан, кюлоты, башмаки с пряжками, украшенными искусственными камнями, изящной имитацией настоящих драгоценностей. Орлиный нос незнакомца и горячие глаза легко могли изобличить южанина. Движения
26
«Шевалье де Сейналь» – одно из имен и титул, придуманные для себя знаменитейшим авантюристом XVIII века Джакомо Казановой. Далее Казанова рассказывает несколько эпизодов из своих «Мемуаров».
Камин уже рассеивал по комнате приятное тепло. На стене прикреплено было большое распятие и четки. Девушка и господин иностранец уселись друг против друга, разделяемые светом свечи.
Служанка подавала кушанья – куриный суп, костлявую рыбу, разварную говядину, вино. Господин учтиво и весело занимал юную даму. Он смеялся, иронизировал над вкусом кушаний, приготовленных в достаточной степени скверно. Разговор перескакивал то на аббата де Сен-Пьера [27] , то на Горациевы сатиры, так удачно соединявшие в себе изящество и истину, что так редко удается современным поэтам. Затем шевалье де Сейналь рассказал, что имел в Варшаве дуэль с графом Браницким, был ранен и едва не отдал Богу душу…
27
Жак-Анри Бернарден де Сен-Пьер (1737—1814) – писатель, автор философского романа «Поль и Виргиния», трактующего в качестве идеального бытия жизнь в единстве с природой.
– …то, как меня лечили… было похоже на мольеровского «Лекаря поневоле»!.. Вы знакомы с князем Любомирским и графом Мощиньским?.. – вдруг спросил шевалье непринужденно.
Вопрос застал Елизавету врасплох, но она сама себе подивилась, когда ответила, не задумавшись:
– Мы с покойной матушкой вели довольно замкнутый образ жизни…
Живое лицо шевалье выразило самое искреннее сочувствие. Он тотчас рассказал о встрече с карпатскими разбойниками, затем пожаловался на дурные польские дороги…
– …Но я вовсе не хочу оскорблять ваше патриотическое чувство!..
– Я никаких дорог, кроме польских, не знаю! – Она рассмеялась почти как маленькая девочка, которую рассмешили неожиданной и веселой шуткой, доступной ее детскому разумению. Эта искренняя детскость в сочетании с косыми темными-темными глазами, смотревшими странно диковато и насмешливо, произвели на него сильное впечатление. Он спросил, не рассердится ли она, если он велит принести трубку.
– Да нет! – Ее свежее лицо снова улыбнулось ему.
Она думала о своих узлах, оставленных в комнате.
«Если все, что у меня есть, украдут…» Но она вдруг, не договорив, не выразив словами в уме картину своей внезапной нищеты, смутно мелькнувшую в ее сознании, решила с какою-то внезапною лихостью, что всегда, всегда раздобудет деньги, то есть даже и не раздобудет, а просто вот, непонятно как, деньги появятся…
Он позвал служанку и велел ей набить и принести трубку. Служанка исчезла на довольно долгое время. Елизавета и шевалье де Сейналь продолжали беседовать, легко и весело… Он много путешествовал, девушка поняла, что, в сущности, жизнь его проходит в пути. Он заговорил о Венеции, затем – о Париже… Затем вдруг спросил, бывала ли она в Париже… Она вела легкую беседу, смеялась беззаботно, однако оставалась настороже. Она отвечала непринужденно, что, конечно же, нет!..
– …наши женщины, бедные шляхтянки, порою принуждены сами прясть и ткать,
– Вы бедны, княжна?! – воскликнул шевалье с полувопросительной-полуутвердительной интонацией…
И тут она поняла, что ведь совершенно позабыла, за кого она выдает себя!.. Но мгновенно нашлась, быстро проговорила:
– В Польше бедными бывают даже титулованные особы! Это правда…
Он с некоторым жаром и как будто стремясь ободрить и поддержать ее, объявил, что и во Франции такое не редкость, а в Италии случается даже и очень часто!..
Служанка принесла трубку, но шевалье, повертев трубку в руках, отложил на каминную полку:
– Мне расхотелось курить… – Он улыбнулся.
Она тотчас сказала, что желания могут возникать так же внезапно, как и исчезать. Он с улыбкой заметил, что человеческие чувства – конечно же, тайна…
– …и все же наш век – век многочисленных попыток приоткрыть завесу…
– Нет, – возразила она, – тайные учения – всего лишь занимательные выдумки!
– А Каббала? [28] – вдруг спросил он.
28
Каббала – мистическое направление в иудаизме, соединяет идеи греческих философов с иудейской традицией аллегорического толкования Священного писания.
– …всего лишь соединение неоплатонизма и гностицизма [29] , а к этому соединению прибавлена попытка толковать библейские сказки и басни как некие важные аллегории! – возразила девушка.
Шевалье посмотрел на нее с интересом. Видно было, что ее скептицизм не удивляет его ни в малой степени…
– Слышать о гностицизме и неоплатонизме из ваших уст… – Он не договорил…
– Я не верю в учение о Сверхсущем едином. Писания неоплатоников не увлекают меня, – она почувствовала, что некоторая широта ее познаний производит на него скорее приятное впечатление.
29
Гностицизм – эзотерическое направление в поздней античности и христианстве, трактует о путях познания бога и бытия. Неоплатонизм – философское направление, объединяющее различные тенденции античной философской мысли; в частности, идеи Платона, Аристотеля и др.
– И в гностические теории познания высших тайн вы, княжна, не верите также?
– Нет, – отвечала она спокойно.
– Я слыхал, что мусульмане и евреи верят в эту возможность овладения тайными заклинаниями для вызова стихийных духов, которых возможно подчинить человеческой воле, принудить служить человеку…
– Ну, это уж совершеннейшие сказки, наподобие приключений персидских и турецких принцев и принцесс, которые так любят описывать французские дамы! [30] – Елизавета несколько разгорячилась.
30
Жанр литературной сказки был очень популярен во Франции в XVII–XVIII вв. Многие писательницы работали именно в этом жанре (Маргарита де Любер, Мари-Катрин д’Онуа и др.).
– Стало быть, никаких тайн не существует в природе? – Он улыбался.
– Все имеет естественные причины и естественные же объяснения. В стихийных духов могут верить люди невежественные или же увлеченные несбыточными мечтами! – Она и сама уже была увлечена этим разговором.
– А кто может верить в Бога? – спросил он. Глаза его показались ей черными и красивыми.
Она сначала рассмеялась, затем проговорила:
– То же самое: или невежественные, или очень увлеченные…
– Стало быть, нет никаких тайн? – Он лукавил. Он намеревался, хотя и почти в шутку, но показать ей свое мужское превосходство над ее женским умом…