Князья Преисподней
Шрифт:
Уловив рядом с собой шелест крепа и сладкий аромат Un air embaume [10] от Риго, она сняла очки.
— Они делят грешников по их грехам, как Данте? — спросила она.
Паола слегка нахмурилась, меж тонкими бровями на мгновение появилась едва заметная складка.
— Не знаю. Спросите у баронессы. Ее все эти ужасы приводят в восторг.
— Простите, — поддавшись порыву, Лидия взяла молодую итальянку за руку. — Когда баронесса предложила составить мне компанию, я упросила сэра Джона найти
10
(фр.) «Благоуханный воздух»
— Порою? — лицо мадонны озарилось проказливой улыбкой школьницы. — Dio mio, [11] да с нее станется огреть русского царя его же скипетром!
Паола понизила голос и бросила взгляд в сторону открытой двери, проверяя, не слышит ли их почтенная дама:
— Она похожа на мою тетю Амелию. Такая же добрая и сердечная, только уж очень любит командовать!
— Наверное, у сэра Джона были причины обратиться именно к ней, — Лидия тоже перешла на заговорщицкий шепот.
11
Боже мой (ит.)
– 'E verra! [12] Он думал о несчастной леди Эддингтон, — Паола покачала головой. — Мы с вами оказали бедняжке большую услугу, мадам Эшер. Провели отвлекающий маневр, как выражаются военные. Понимаете, стоит только кому-нибудь занемочь, как баронесса тут же появляется на пороге с целым отрядом слуг, мылом, вениками, лоханью кипящего уксуса и едой в горшочках… мадам, ее повара надо расстрелять! Этот грузин — настоящая кара небесная!
— Тем вечером… Если, конечно, вы не возражаете… Почему вы оказались в саду? — спросила Лидия.
12
Конечно (ит.)
Взгляд Паолы подернулся печалью:
— Мы с Холли Эддингтон были ровесницами, мадам. Здесь, в посольствах, не так уж много молодежи. Несчастная Холли. Она была очень одинока и постоянно терзалась из-за того, что ей уже двадцать четыре года, а она еще ни разу не получала предложения. Думаю, какая-нибудь язва вроде мадам Шренк — это жена первого секретаря австрийского министра — назвала бы ее ожесточившейся. Бедняжка…
Вздохнув, молодая женщина двинулась вдоль ряда страшных потусторонних фигур, скалившихся на нее из теней.
— Она, как и я, любила музыку и птиц, хотя в остальном нас мало что связывало. Иногда она приглашала меня сыграть на пианино ее матери, поскольку в нашем с Тонио доме негде поставить инструмент. Как и ее мать, она считала китайцев дьяволами, которые сами виноваты во всем, что с ними происходит. Знаете, она была такой довольной, когда мистер Хобарт сделал ей предложение. А ее мать просто торжествовала. Но в подобном месте друзей не выбирают.
— И
— Тогда я подумала, что быстро вернусь в дом. Скоро должны были подавать торт, и мы с Холли проверяли, все ли в порядке, когда к ней подошел слуга и сказал, что синьор Хобарт стоит у садовой калитки и просит ее выйти.
— Просит ее выйти?
— Именно так, мадам. Она ждала его с восьми вечера и уже едва сдерживала слезы, поскольку мистер Хобарт так и не соизволил появиться, хотя прием устроили в честь их помолвки. Она сказала: «Если он пьян, я его убью!» и вышла, хотя и она, и я прекрасно понимали, что он будет пьян. Я снова занялась тарелками и шампанским. Затем я поняла, что прошло пятнадцать минут, а может, и больше, а Холли так и не вернулась. Я выглянула в сад и не увидела ее — если вы помните, на ней было белое платье, хорошо заметное в темноте. Я вышла из гостиной через застекленную дверь и немного прошла по дорожке, когда увидела на земле какое-то белое пятно.
Паола отвернулась, задержав взгляд на статуе лохматого поэта с огромными клыками и зажатым в руке свитком; под его ногами корчились в муках грешники.
— Вы что-нибудь слышали? — тихо спросила Лидия. — Или, быть может, заметили какое-нибудь движение?
Итальянка покачала головой:
— Поначалу я решила, что она потеряла сознание. Затем, когда я подошла ближе и увидела, что рядом с ней лежит Ричард, и от его одежды несет спиртным и опиумом…
Лидии не нужны были очки, чтобы уловить в голосе своей спутницы нотки печали и вины.
— Едва ли она захотела бы, чтобы при их встрече присутствовал кто-то третий…
— Не захотела бы, — молодая женщина снова повернулась к Лидии. — Но я по крайней мере могла бы выйти на порог и присмотреть за ними издали. Ричард всегда был джентльменом, даже если напивался; он бы мухи не обидел.
Вздохнув, Паола скрестила на груди руки, словно пытаясь защититься от царящего в храме промозглого холода. С грустью в голосе она добавила:
— Но всем в посольстве известно о его отце.
— Пожалуйста, сходить с лошадей. Без неприятность.
Высокий мужчина в серо-зеленой форме — единственный из окруживших их разбойников, под которым была нормальная европейская лошадь, а не мохнатый китайский пони — указал револьвером на землю. Его безбровое тонкогубое лицо покрывали оспенные шрамы, волосы были коротко острижены. Стоящие рядом с ним люди, одетые кто в крестьянские ципао и ку, кто в форму западного образца, держали их небольшой отряд под прицелом немецких и русских винтовок.
Сержант Уиллард, уже успевший поднять руки, тихо сказал:
— Гоминьдан.
— У нас получится убежать? — Густые седые брови Карлебаха сошлись в одну полосу над резко выступающим носом; под ними блестели темные глаза. — Через час стемнеет.
— Мы и двадцати футов не пробежим.
Эшер — который, как и все остальные, поднял руки, едва завидев выскочивших из зарослей рододендронов людей, — спрыгнул на землю и теперь спокойно стоял, пока один из китайцев снимал с него пальто и обыскивал карманы пиджака.