Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси
Шрифт:
Потом, когда Русь осудила кромешников-опричников как исчадье ада и отверженных от общества людей, Бориса не было в их числе. Он оказался чист перед народом.
Конечно, судьба Бориса могла бы повернуться по-другому, размышлял Иов, если бы не произошла дикая насильственная смерть старшего сына Ивана Грозного. Незадолго до своей кончины, в одну из дурных минут, царь крепко побил жену своего сына Ивана. А началось всё с пустяков. В ту пору она была беременна, и, когда в её покой вошёл свёкор, она не встала перед ним. К тому же, как показалось царю, была одета неряшливо. Бил он
— Батюшка, вы лишитесь внука! — крикнул Иван. — Пожалейте мою супружницу!
Взорвался Иван Васильевич от сыновнего бунта и ударил его железным костылём в голову, положил на месте. Невестка в тот же день мёртвенького родила.
Помнил Иов, что царь тогда чуть умом не рехнулся, кричал, что отрекается от престола и уходит в монастырь. Да василиски умеют кричать подобное, грозятся порою себя уничтожить. Не уничтожают, оправдание находят. Нашёл и Грозный, сказал, что некому оставить престол. Царевича Фёдора он счёл неспособным быть государем. «Юродивому — не быть на престоле», — заявил он.
Смерть Грозного надвинулась внезапно. Бояре и Земский Собор благословили на царствие Фёдора, ему присягнули на верность. В помощь Фёдору были назначены регенты: родной дядя царя по матери боярин Никита Романович Юрьев и шурин молодого царя Борис Годунов.
И совсем немного времени прошло, как Фёдор сел на престол, а Юрьева уже потеснил с первой роли опекуна Борис и постепенно занял его место. Гарь Фёдор этому сам способствовал немало. Он отличал Бориса за ум и характер. И даже полюбил за тонкую душевность, а пуще всего за проворность в государственных делах. Да и царице Ирине было не безразлично, кто правой рукой у государя: сонный и чванливый боярин Юрьев, способный лишь хорошо составлять обеды, или любимый и жизнедеятельный брат. И шептала Ирина по вечерам ласковые слова в пользу Бориса.
Как-то незаметно вскоре отдалились от царя князь Никита Романов, князь Фёдор Мстиславский. Богдан Бельский уже не мелькал во дворце. И их Годуновы оттеснили-затмили. Вскоре же Борис стал править государством именем зятя. А царь Фёдор был сему доволен. Он со смирением предался молитвам, служению Богу и ещё усерднее стал посещать церкви, монастыри.
Князь Катырев-Ростовский однажды сказал Иову: «Да есть ли царь-то на Руси? Всюду вижу токмо правителя». На что Иов ответил просто: «Всему причиной Провидение Божье».
Да, Иов видел, что Борис во всём царственный почёт взял. Как настоящий потентат он принимал послов в своих палатах, выдвигал на должности бояр и дворян, войско сделал чуть ли не своим. Во всём Борис был величав и умён, блистателен и справедлив. И не меньшею честью перед царём от людей почётен был.
Нет, россияне ни в чём не могли упрекнуть Бориса Годунова. Он правил государством честно и боголепно. Он был осторожен в политических делах и проявлял мудрость во внешней политике. Вот и шведов только что утихомирил, которые подбирались к Новгороду и Пскову. Вернулись восвояси и капли крови не пролив русичей. Борис дал отдых народу от опричнины. Он помог обрести независимость
— Умилосердился Господь, — говорил в своих проповедях Иов, — на людей своих и даровал им благополучное время, позволил царю державствовать тихо и безмятежно, и всё православное христианство начало утешаться и жить тихо и безмятежно.
Отмечая боголепие жизни в церковных проповедях, Иов просил Всевышнего, чтобы он продлил царствие земное, принятое государем Фёдором и правителем Борисом.
Почему же на душе у патриарха смутно? Какое поветрие, какая моровая хворь подкрадывается на Русь?
Прошло несколько дней после размолвки Иова и Бориса.
Правитель избегал патриарха, не заходил, как прежде, к нему в палаты, в Благовещенском соборе, где вёл службу Иов, не появлялся, о исповеди забыл. Несколько дней Иов вовсе не видел его в Кремле; уехал, а куда — неведомо. Даже царь однажды на богослужении спросил Иова:
— Отче владыко святейший, не жаловался ли Борис Фёдорович тебе на утомление какое? Не лечиться ли он куда уехал?
— Нет, государь-батюшка, не соизволил поделиться своими печалями раб Божий Борис, — ответил патриарх.
Царь больше не расспрашивал Иова, да было видно, как он расстроен поведением Бориса.
Вскоре всё, по крайней мере для Иова, прояснилось. «Токмо лучше бы оставалось неведомым», — с горечью подумал патриарх.
Тринадцатого июня, в день Акулины-гречишницы, пришёл на патриарший двор из Иосифо-Волоколамского монастыря служка Пётр Окулов. Принёс он от архимандрита грамоту. В ней было прописано: «Владыко всея Руси, святейший патриарх и отец церкви, прими и выслушай сего раба Божьего Окулова. Всё, что услышишь из его уст, — правда Богова. Да не гневайся на его проделки».
У монастырского посланца глазки малые — щёлочки в лучиках, бородёнка драная, щёчки розовые, да и нос заметен — сизоватый. А сам худ — доска горбатая. Винцом попахивает. Поди, прежде, чем к патриарху идти, заглянул на Дорогомиловской заставе в питейную избу. И никак не хочется ни в чём верить сему волоколамскому хитровану. К тому же и характер у Петра Окулова упрямый и драчливый. В молодости, поди, и в драки хаживал. Видно, что почтительностью к патриарху не проникся. Вот уж не приведи Господи на язык ему попасть. А слушать надо: «Всё, что услышишь из его уст — правда Богова».
Иов ждёт, что скажет сеунч.
— Владыко, даруй милость свою, — хорошо начал Окулов.
— Кто ты есть? — спросил Иов.
— Огнищанин я, — ответил мужичок, ведая, что без вины огнищан ни судить, ни казнить нельзя. — А в лапотках моих лежит разрыв-трава. Как не поверишь сказанному, даст знать. С тем и увидишь меня. Выслушай с верой, — словно отгонял сомнения Иова Окулов.
— Еммануил, — ответил Иов, приготовившись услышать хулу на кого-нибудь из священнослужителей, потому как лик монастырского служки так и не внушил доверия.