Кобель домашний средней паршивости
Шрифт:
– Я сам не играл. Это я к тому говорю, что эти шутники и с другими людьми тоже свои шутки шутят. С совсем посторонними. Видят, что на улице человек спит, схватят его и давай шутки свои с ним шутить.
– А вы на улице спали?
– После полутора литров спирта я мог и на проезжей части уснуть.
– Внешность своих приятелей описать сможете?
Жека попытался, но получалось плохо. Облик случайных собутыльников расплывался в памяти.
– Увижу, узнаю! – пообещал он.
Участковый воодушевился:
– Тогда пойдемте. Покажу вам портреты. Авось узнаете там кого-нибудь
Свидетели заволновались.
– А мы как же? Нам куда?
– А вы, граждане, расходитесь. Спасибо вам за вашу гражданскую ответственность, но вы нам больше не нужны.
Услышав это, толпа потихоньку растворилась. В душе каждый радовался, что это дело не заняло у них слишком много времени. А вот Саша остался. Куда бы он пошел, если Жека до сих пор щеголял в счастливой отцовой куртке, бабкиных штанах и его собственных кроссовках?
– Ну дает мама. В следующий раз сам буду смотреть, что она там отдает чужим людям.
Барон, который сидел у ног Саши, сочувственно посмотрел на него. Как героя дня, собаку тоже впустили в полицейское отделение и разрешили присутствовать при беседе. Барон сидел рядом с Сашей и подойти к Жеке попыток не делал. Пес всегда очень чутко реагировал на людей. И к разным людям он относился тоже по-разному.
Нет, не то чтобы он кого-то гнал или обижал. Пес был очень ласковым, никогда не рычал на людей и не проявлял даже к посторонним никакой агрессии. Но все же Саша замечал, что к одним людям Барон ластился изо всех сил, а других едва изволил обнюхать. Для одних его хвост вертелся, словно пропеллер. А для других Барон и двух раз дернуть хвостом ленился. Что касается Жеки, то Барон едва его понюхал, сразу же чихнул и отошел подальше, да еще и хвост поджал вместо того, чтобы поработать им.
Жека не появлялся долго. Наконец, они вместе с участковым вышли из соседней комнаты. Жека сиял.
– Он это! – убежденно твердил. – Васек!
– Точно?
– Узнал я его. Конечно, на фотке он у вас помоложе чуток, да и стриженый. Но это он, сто пудов.
Саша поднялся им навстречу.
– Повезло, – сказал ему участковый, который находился в приподнятом настроении, – похоже, нашелся свидетель, с которым они вчера вместе в парке коньяк распивали. Надо бы поехать да расспросить, что этот человек помнит из вчерашнего. И что с ним вообще происходит. Может, и он тоже того – в такой же будке где-нибудь на задворках своего района кукует.
Высказавшись, участковый тем не менее не сделал никакой попытки, свидетельствующей о его намерении покинуть родное отделение. Сел за стол и начал заполнять какие-то бумаги, то и дело громко вздыхая, что и рад бы поехать, да вот дела, служба, времени совсем нет. Конечно, поедет, но когда-нибудь так… потом.
Жека томился. Сашка отирался неподалеку, то и дело поглядывая то на Жеку, то на участкового. Сашку томила своя собственная печаль. На ногах Жеки красовались его кроссы. Если бы речь шла об одной отцовской куртке, Сашка бы уже давно махнул отсюда, не глядя. Но кроссовки! Его любимые кроссы! И как он мог позволить матери сунуть их в мешок с вещами? Не углядел. Проворонил. А теперь уже поздно. Надо ждать, пока Жека
– А что, если я сам с тем свидетелем переговорю? – решился наконец Саша. – Как его там? Васек?
– Ты?
Участковый поднял голову, и взгляд его вроде как просветлел, словно он воочию узрел перед собой спасение.
– А чего такого? – пожал плечами Саша. – Можете меня использовать как практиканта. Я на юрфаке учусь. Если этот Васек что-то помнит из вчерашнего, я вам позвоню. Только ведь он тоже мог так нажраться, что у него всю память отшибло. И как свидетель будет пустышкой. Что же вам ради пустышки на другой конец города мотаться?
Участковый теперь смотрел на Сашу уже не как на спасителя, а как на полноценного героя.
– А ты чего, и впрямь можешь съездить? Не шутишь?
– Так мне вещи назад все равно забрать надо. Мне так мать велела.
– Если мать, тогда конечно, – тут же решился участковый. – Поезжай. Но сам допрос не веди.
– Я и права такого не имею.
– Только спроси у свидетеля, помнит он что-нибудь из вчерашнего дня. А еще лучше сразу его сюда тащи.
– Хорошо, притащу.
Участковый так обрадовался, что ему не придется самому ехать, что даже пожал Сашке руку. Также он дал Саше номер своего телефона, велев звонить в любой момент.
– Львом меня кличут.
И видя, что Сашка уже открыл рот, чтобы задать понятный вопрос, участковый поспешил его опередить:
– Нет, это не кличка. Родители меня в честь Льва Толстого назвали. Думали, станет их сын писателем, а я вот тут околачиваюсь. Не оправдал я надежды своих родителей, одним словом.
– У вас прекрасная работа, – с чувством произнес Саша. – Лично я лишь мечтаю, что когда-нибудь буду заниматься таким же благородным делом, как и вы.
Участковый слегка оторопел от его признания и даже не нашелся, что ответить.
И вместо этого спросил:
– А ты сам-то там на валах никого не видел?
– Нет, никого. Хотя…
– Что?
– Какая-то женщина мелькнула. Но разглядеть я ее не успел.
– Женщина, говоришь? – задумчиво произнес участковый. – Это что же получается? Шерше ля фам? Или как там говорят французы? Как, брат, думаешь, поищем мы с тобой женщину, а?
Когда Саша уже выходил из отделения, сердце его пело. Наконец в его жизнь вошло настоящее полноценное приключение. Такое приключение, о котором он и помыслить даже не мог. И надо быть последним идиотом, чтобы упустить свой шанс.
Вдвоем с Жекой они отправились домой к нему. По дороге Жека выклянчил у Сашки сто рублей, якобы для поправки здоровья. На эти деньги Жека купил три банки крепленого пива, благо в магазине была акция три по цене двух. На старые дрожжи Жеку развезло уже после первой же выпитой банки. После второй он стал вести себя хулигански, так что их чуть было не высадили из метро. А уж после третьей Жека и вовсе пропал. Так что домой Саша доставил не Жеку, а всего лишь его бренное тело.
Дверь открыла пожилая женщина с худым серым и каким-то измученным лицом. Одного взгляда ей хватило, чтобы понять, в чем дело.