Кобра
Шрифт:
Может быть, продолжала Надя, он выстрелил в нее, потому что Тейроне не отдал ему карту. Нет, больше она ничего не помнит. Она ненадолго пришла в себя в фургоне, Тейроне обнимал ее по пути в больницу.
— Ваш брат точно сказал, что у него есть кое-что нужное им? — спросил Гриссел.
— Да.
— И что они за все заплатят?
— Да.
— Надя, покажите, пожалуйста, номер, мы попробуем найти его.
Она прижала телефон к груди и спросила:
— Вы знаете, кто те люди?
— Да, нам кажется, что знаем.
— Но каким образом у Тейроне появились общие дела с такими людьми?
— Чем ваш брат зарабатывает себе на жизнь? — спросила Мбали, прежде чем
— Он маляр. Красит дома. Очень много работает…
— Нам кажется, что он оказался замешан в это дело случайно, — сказала Мбали. — Вот почему мы хотим ему помочь.
Гриссел понимал, зачем понадобилась Мбали эта ложь во спасение. Если они откроют Наде правду и скажут, что ее брат — вор-карманник, она расстроится и, возможно, не захочет им помогать.
— Да, и мне так показалось. Он такой добрый и доверчивый… Они его убьют!
— Мы можем ему помочь. Вы только покажите номер, с которого он звонил.
— Но он выключил телефон!
— Если у нас будет его номер, мы сможем выяснить, откуда он звонил.
— Он живет на Скотсе-Клоф. Могу дать вам его адрес.
— Он там больше не живет. Мы проверяли.
Надя немного подумала, кивнула и протянула ему телефон.
Купидон и Скелет снова сели.
Красавица Лиллиан Альварес положила ноги на табуретку и подтянула колени к подбородку. Обняла себя руками, на них она не смотрела. Наконец она что-то произнесла, но так тихо, что они ее не расслышали.
— Извините, мы вас не слышим.
— У нас не роман.
Они молчали.
— Роман — это когда один из любовников женат. Роман — что-то… преходящее. У нас все не так.
— А как? — спросил Купидон.
— Вы все испортите, — сказала она.
— Мы никому не скажем, — обещал Скелет, бросая умоляющий взгляд на Купидона.
— Верно, — кивнул Купидон. — Мы хотим одного: найти его! — Он встал, придвинул стул ближе к ней и снова сел. Скелет последовал его примеру.
Она дождалась, пока они рассядутся, перевела взгляд с одного на другого:
— Обещаете?
— Да, — почти хором ответили они.
Глава 47
Лиллиан Альварес заговорила не сразу. Она долго молчала, как будто собиралась с силами. А когда начала рассказывать, Купидон впервые не усмотрел в ее поведении никаких признаков лжи.
По ее словам, ей меньше всего хотелось крутить роман со своим научным руководителем. Она испытывала такую признательность и была так рада, когда ее взяли в аспирантуру ОПМТФ для подготовки к получению степени магистра! Ей не терпелось поскорее поехать в Великобританию, начать новую жизнь. Она путешествовала сравнительно мало — тогда еще мало. Ее отец какое-то время жил в Вашингтоне. Она окончила Калифорнийский университет, жила в Лос-Анджелесе, ездила с однокурсниками в Лас-Вегас и Сан-Франциско — и все. Никто из ее семьи, принадлежащей к среднему классу, не был ни в Нью-Йорке, ни в Чикаго. Ни разу! Не говоря уже о том, чтобы пересечь Атлантику.
И вдруг ее приняли в Кембридж. Кембридж! Один из лучших университетов на Земле! Другая страна, другая культура, с тысячелетней историей… Мир «Битлз», принцессы Дианы, королевы, принца Уильяма и Кейт Миддлтон… На краю Европы — у нее появится возможность проводить выходные в Париже, Милане или Мадриде.
Купидон внимательно слушал. Он привык к роли исповедника. Когда допрашиваемые начинали откровенничать, нужно заткнуться и позволить им говорить, дать облегчить душу. Иногда для этого приходится долго ходить вокруг да около.
Университет оказался именно тем местом,
Лиллиан Альварес вздохнула. Видимо, поняла, что откладывать больше нельзя.
— Через неделю после приезда я вошла в кабинет Дэвида Эдера и влюбилась. Вот так. — Она щелкнула пальцами и посмотрела на них с изумлением, как будто и сама до конца не понимала, как все произошло. Она испытала такую бурную радость… Влюбилась она впервые в жизни. Она так долго ждала своей любви, когда влюбится по уши… Она уже начала подозревать, что с ней такого не случится никогда. У нее были романы — в школе, двое приятелей в Калифорнийском университете, отношения с каждым из них продолжались по году. Она, конечно, любила их, но никогда не была так безоглядно влюблена. А потом она сказала задумчиво и без всякого высокомерия: наверное, дело в том, что ни один из них не был равен ей по интеллекту.
А потом появился Дэвид Эдер.
Она только потом, гораздо позже, поняла, что он на двадцать пять лет старше ее. Он мог бы быть ее отцом (в ее голосе зазвучали иронические нотки, видимо, она уже произносила вслух эти слова). Но все это было не важно, потому что душевно они были ровесниками… Последнюю фразу она повторила дважды.
Они говорили часами и не могли наговориться. О математике, о мире, о жизни. О людях и их привычках. О еде. Известно ли им, что Дэвид Эдер — гурман? И сам хорошо готовил, по выходным он угощал ее самыми изысканными блюдами, готовил на двоих. Подумать только… Музыка Шопена, воскресные газеты, бутылка хорошего французского вина, а Дэвид деловито склонился над кастрюлями…
Но это было потом. Она тщательно скрывала свою влюбленность. Думала, что ее чувство безответно. И лишь через два месяца он признался, что испытывает к ней «нечто».
Она говорила спокойно и уверенно, видимо, не кривила душой, когда уверяла, что в их отношениях все было хорошо и правильно. По ее словам, Дэвид Эдер был настоящим джентльменом: он пригласил ее покататься на машине. Повез в ресторан в Хантингтоне, не хотел объясняться в своем кабинете, где между ними сохранялись отношения наставника и ученицы. Угостил ее обедом. Когда они поели, он вдруг посерьезнел и сказал, что давно уже обо всем думает и больше не может молчать. Он испытывает к ней определенные чувства. Ей хотелось радостно закричать: «И я тоже!», она окликнула его по имени, но он остановил ее, накрыв ее руку своей. «Пожалуйста, — сказал он, — дай мне договорить». Ему искренне жаль. Он ее поймет, если она захочет сменить научного руководителя. Он готов ей помочь, взять всю ответственность на себя. Он объяснит, что у него слишком плотное расписание. Для нее не будет никаких неудобств. Но его чувства настолько сильны, что он боится: рано или поздно он наделает глупостей. Вот почему он решил все сказать заранее, чтобы не ставить ее в неловкое положение.
— Когда он договорил, я воскликнула: «Дэвид, я так тебя люблю!»
Пока Мбали пыталась выжать из Нади Клейнбои как можно более подробное описание внешности четырех «французов», Гриссел вышел в коридор и позвонил полковнику. Он объяснил, что произошло. Возможно, «кобры» еще в Кейптауне, так как они до сих пор не получили то, за чем охотятся. И Дэвид Эдер, возможно, еще жив.
Ньяти отвечал деловито, и Грисселу показалось, что он не один:
— Бенни, давай встретимся, как только ты вернешься!