Кобыла-охранница
Шрифт:
— Я Арчи. Заходи, — сказал жеребец в очках, разворачиваясь и рысью направляясь обратно в госпиталь.
Сам госпиталь был похож на станцию скорой помощи. Он явно видал и лучшие времена. Обои с рисунком в виде бабочек отслаивались коричневыми полосами, на полу лежал слой грязи, носилки использовались вместо кроватей. Странный цилиндрический предмет тихо гудел в углу и подавал питание на мерцающие терминалы. Их было около дюжины, так что места для пони оставалось немного.
— Ты здесь главный? — спросила я.
Коричневый жеребец с грязно-чёрной гривой кивнул.
— Временно.
— Тогда здесь должно быть что-то действительно стоящее, — заметила я вскользь и поймала беспокойный взгляд коричневого жеребца.
— Что-то, в чём нуждаются многие пони, — поправила я себя. Это его заметно успокоило.
— Действительно, есть. Мы обнаружили, что верхние уровни совершенно нетронуты. Наверно, они были запечатаны, когда упали бомбы, и защита была снята, только когда радиация пришла в норму. — Он взглянул на несколько полок с медицинскими препаратами. — К сожалению, команда, которая пошла наверх, не вернулась. И другая, которая отправилась их искать, тоже. Так что теперь мы застряли здесь до тех пор, пока Коллегиум не пришлёт подкрепления.
— Принц Сплендид считает, что здесь есть то, что может помочь его больному отцу, — сказала я как можно более нейтрально, заметив, как нахмурился Арчи.
— Есть! Ну… возможно, — сказал он, поворачиваясь к терминалу. — Мы нашли несколько записей. В них говорится про совершенно новые лечебные зелья, сильные антибиотики. Там даже упоминается зелье, которое помогает при выгорании, — жеребец указан копытом на терминал. — Если мы найдём образцы и изучим их, то сможем сами создавать подобные зелья, но это может занять годы. А Принц Сплендид хочет просто взять эти образцы и использовать их, он даже предлагал выкупить их у нас, но эти знания бесценны!
Шикарно. Кажется то, что нужно всем этим пони, было наверху. Моя грива задёргалась.
— Ладно, а что, если мы сделаем так: я и мои друзья поднимаемся наверх, пробуем найти ваши команды и, может быть, найдём там что-то такое, что удовлетворило и вас, и Общество? И все останутся живы.
Каковы шансы того, что там я найду хоть одну дозу какой-нибудь экспериментальной супер-лечебной штуки?
Чёрт, моя грива просто невыносимо чесалась.
Мы вышли из приёмного покоя и направились в центральный атриум. Войдя туда, мы обнаружили себя в искусственно созданном лесу. Внутри массивная постройка была полой; сводчатый купол над нашими головами был расколот, и через эту дыру дождь и стекающие воды, просачиваясь, наполняли фонтан, который находился в самом центре этого огромного помещения. Сколотые и выцветшие бетонные лозы овивали внутренние стены атриума, создавая впечатление того, что ты находишься внутри какого-то мифического дерева. Наверху виднелись изваяния множества бабочек и птиц, которые как бы застыли, будучи замороженными и забытыми почти две сотни лет. Стеклянные трубы, по которым некогда туда-сюда ползали элегантные лифты, теперь были разбиты, а их осколки рассыпаны
В центре фонтана возвышалась бронзовая статуя пегаски, которая одним копытом обнимала молодую единорожку, а вторым поглаживала гриву земного жеребёнка. На её плече сидела изящная птица, а у ног — маленький, вальяжно скрестивший лапки, кролик, который взирал на всех с ледяным спокойствием. Табличка у основания памятника гласила: «Мы должны поступать лучше». Глядя на милую улыбку этой пегаски, я не могла отделаться от чувства, что статуя, казалось, оплакивает всё это запустение, которое окружало её.
— Кто она? — мягко спросила я у Глори, чувствуя странное благоговение и грусть.
— Флаттершай. Министерская кобыла и подруга Реинбоу Деш. Она основала Министерство мира и посвятила себя помощи всем пони Эквестрии в годы войны, — во взгляде Монин Глори читалось сожаление. — Война оставила свой след и на ней. Говорят, что Флаттершай, несмотря на приказы командования, оказывала медицинскую помощь врагам, поставляла зебрам медикаменты и прочие припасы. А потом… ну… нам говорили, что она сошла с ума от горя и убежала в Пустошь, чтобы умереть там. Что она не могла жить, неся на плечах груз ответственности за падение Эквестрии.
Я задержала взгляд на бронзовой статуе.
— Если она и потерпела неудачу, уверена, что это произошло не из-за того, что она недостаточно старалась, — тихо сказала я, когда мы направились к ступенькам. Монин Глори тем временем с интересом рассматривала последний сохранившийся лифт. — Что-то не так?
— Я думаю, что он всё ещё работает. Просто нужна спарк-батарея и немного металла, — отозвалась пегаска, приподнимая панель в центре платформы.
Я взглянула на П-21. Нет нужды заставлять жеребца преодолевать десять лестничных пролётов, если мы можем избежать этого. Я заглянула в свой инвентарь и, кивнув, леветировала Глори необходимые для ремонта вещи. Через несколько минут латунная платформа мягко загудела, и немного жутковатый шум заполнил помещение.
— Что это за звук? — спросила я у своих компаньонов, когда мы стояли на металлическом диске. Это была не музыка, но… что-то близкое к ней.
— Птицы, — ответила Глори, когда мы начали подниматься наверх. Платформа поднималась всё выше и выше, и вдруг я почувствовала, что непроизвольно зажмурилась: вокруг было слишком много открытого пространства, и стеклянные стены нисколько не помогали избавиться от этого страха. Я достала свой дробовик и перезарядила барабан, затем проверила оружие на износ. Похоже, что подобное обращение не идёт ему на пользу.
Когда лифт достиг пятнадцатого этажа, и двери отворились, я, тяжело дыша и борясь с тошнотой, выскочила наружу. Немного успокоившись, я посмотрела назад и увидела П-21 и Монин Глори, которые застыли на месте.
— Что? — спросила я, непонимающе уставившись на своих друзей, которые, в свою очередь, смотрели на меня… нет. Не на меня.
Медленно я повернула голову и посмотрела на стену перед собой. На ней были тёмно-бордовые, наполовину облупившиеся от времени буквы, которые складывались в единственное слово: «ИГРАТЬ».