Кобзарь: Стихотворения и поэмы
Шрифт:
И своеобразное построение строфы, и несомненно сознательное повторение слова «хати» в конце первого стиха каждой строфы, и возникающая из этого рифмовка, и последовательное развитие картины украинского вечера от его начала до той поры, когда все, кроме девушек да соловья, засыпает, — все эти черты свидетельствуют о большом мастерстве поэта, о тонкости и сложности его внешне простого письма.
Ведущая черта поэзии Шевченко — музыка, мелос, ритмическая мощь и метрическое разнообразие. Будучи художником-акварелистом, графиком, живописцем, он уделял в своих стихотворениях немалое место краскам видимого мира, хотя и меньшее, чем этого можно было бы ожидать. Колористическое богатство в большей степени свойственно его прозе — русским повестям. Достойна, однако, внимания образная система поэта, все углублявшаяся, приобретавшая на протяжении его поэтической деятельности все больше и больше живых, земных, своих черт.
В ранних произведениях Шевченко мы зачастую видим традиционные, почерпнутые из фольклорных образцов сравнения типа:
Кругом хлопцi та дiвчата — Як мак процвiтає.Но скоро на смену этим готовым формулам приходят чисто индивидуальные метафоры, сравнения, уподобления. Гус в его поэме «Еретик» стоит перед своими неправедными судьями,
Как в ливанском поле Гордый кедр…В «Тарасовой ночи» река Альта, обагренная кровью сражающихся, уподобляется красной змее. В ранней небольшой поэме «Гамалия» находим такое «приземленное» описание разбушевавшегося Босфора:
Босфор задрожал — потому не привык К казацкому плачу: вскипел величавый И серую шкуру подернул, как бык.Босфор в виде серого быка с содрогающейся шкурой!
Неожиданно, очень выразительно и весьма далеко от внешней красивости…
Конкретность, наглядность шевченковских образов просто поражают:
Пустыня, как цыган, чернела… Мне не спалось, а ночь как море…У раннего Шевченко очень часты народные, постоянные эпитеты — сине море, бiле личко, кapi очi, темный гай, бистрый Дунай, сизогрилий орел, чорнi хмари, вiтep буйний, високi могили, дуб зелененький, червона калина… Не следует понимать слова постоянный эпитет в отрицательном смысле, как нечто застывшее, как враждебный подлинному искусству трафарет. Постоянный эпитет — самое простое и обыкновенное определение, раньше всего приходящее в голову, — зачастую бывает самым могучим изобразительным средством. Александр Блок начинает свои «Двенадцать» такими строками:
Черный вечер. Белый снег.И эпитеты эти — черный и белый — лучше всего вводят читателя в трагическую атмосферу поэмы.
Но не менее могучи, разумеется, и оригинальные, индивидуальные, неповторимые эпитеты. Они появляются
Первая строка в прозаическом переводе выглядит так: «И неумытое небо, и заспанные волны».
Стиховое разнообразие украинского поэта, которое кажется подчас даже прихотливым, происходит от желания возможно точнее передать мысль, картину, чувство, настроение, происходит от того, что Шевченко принадлежал к поэтам, воспринимающим мир в первую очередь музыкально. Неожиданные переходы из размера в размер встречаются и у других больших поэтов, — правда, реже. Вспомним поразительные хореические строки «На воздушном океане» в написанном четырехстопным ямбом «Демоне» Лермонтова, метрическое разнообразие «Фауста» Гете…
Совершенно новым явлением в мировой поэзии следует считать сочетание у Шевченко принятых украинскими и русскими поэтами нового времени силлабо-тонических размеров с размерами силлабическими и народно-песенными, а иногда и со своеобразным, свободным стихом, верлибром.
В метрическом отношении стихотворное наследство Шевченко делится на две основные группы. Первая группа, условно называемая силлабической, — это так называемые «коломыйковые» стихи по схеме восемь слогов, шесть слогов с общей хореической тенденцией, но с очень свободным размещением ударений:
В таку добу пiд горою Бiля того гаю, Що чорнiє над водою, Щось бiле блукає.И одиннадцати- двенадцатислоговый стих с общей амфибрахической тенденцией, но тоже с весьма свободным расположением ударений по обе стороны обязательной цезуры:
Дивлюся, смiюся, // дрiбнi утираю… Я не одинокий, // є з ким в свiтi жить; У мо"iй xaтiнi, // як в степу безкра"iм, Козацтво гуляє, // байрак гомонить; У мо"iй хатинi // синє море грає, Могила сумує, // тополя шумить…Прежние переводчики совершенно обесцвечивали ритмику Шевченко, переводя стихи первого типа чистыми хореями, второго типа — амфибрахиями. Мне кажется, что ключ к пониманию ритмического секрета Шевченко в целом ряде стихотворений следует искать в песне. Шевченко принадлежит к числу тех поэтов, которые, слагая стихи, внутренне поют их. Это, может быть, самые трудные для перевода поэты.
Вторая стихотворная группа — это четырехстопный ямб пушкинского типа. Шевченко, однако, очень свободно расставляет ударения не только в силлабических, но и в силлабо-тонических стихотворениях. Исследователи говорят об умелом пользовании рифмой — причем часто очень свежей (особенно для того периода развития украинского слова) и глубокой, об ассонансах и диссонансах, о том, что буквально нет ни страницы, где бы не было великолепной игры внутренними рифмами, о мастерстве звукописи: