Кобзарь
Шрифт:
Еретик
Подожгли соседи злые
у соседа хату,
и лежат они, погревшись,
мирным сном объяты.
Да забыли серый пепел
по ветру развеять.
Лежит пепел на распутье,
а в том пепле тлеет
искра пламени большого
и не погасает,
ждет поджога, точно мститель
часа ожидает,
злого часа! Тлела искра,
тлела — ожидала
на
да и гаснуть стала.
Так и неметчина спалила
большую хату и семью,
семью славян разъединила
и тихо-тихо к ним впустила
усобиц лютую змею.
Полилися реки крови,
пожар потушили,
а сирот и пепелище
немцы поделили.
И в оковах вырастали
славянские дети
и в неволе позабыли,
кто они на свете.
А на старом пепелище
искра братства тлела,
дотлевала, ожидала
крепких рук и смелых —
и дождалась!... Ты увидел
под пеплом глубоко
огонь добрый смелым сердцем
и орлиным оком!
И зажег ты яркий светоч —
светоч правды, воли,
и славян семью большую
во тьме и неволе
сосчитал ты до едина —
сосчитал лишь трупы,
а не славян. И восстал ты
на крутых уступах —
на всемирном раздорожье —
Иезекиилем.
И — о, чудо! — трупы встали
и глаза раскрыли;
обняли друг друга братья
и заговорили
языком любви сердечной,
подружась навеки!
И слились в едином море
славянские реки!
Слава тебе, ученому,
чеху-славянину,
что не дал ты уничтожить
немецкой пучине
нашу правду! И родное
славянское море
снова станет многоводным,
и в его просторе,
с верным кормчим, под ветрилом,
свежим ветром полным,
поплывет наш челн по морю,
по широким волнам.
Будь же славен ты, Шафарик,
вовеки и веки,
что в одно собрал ты море
славянские реки!
Так прими же в своей славе,
повстречай приветно
эту думу немудрую,
дар мой неприметный,
про того святого чеха,
мученика Гуса!
Прими, отче! А я тихо
Богу помолюся,
Чтобы стали все славяне
братьями-друзьями,
сыновьями солнца правды
и еретиками,
вот такими, как Констанцкий
муж великий, правый!
Принесут они навеки
миру мир и славу!
(Ян Гус)
Камень,
он оказался во главе угла:
от Господа это было,
и дивно в очах наших.
Псалом 117, стихи 22-23
«Кругом неправда и неволя,
народ замученный молчит,
а на апостольском престоле
монах раскормленный сидит.
Он кровью, как в шинке, торгует,
Твой светлый рай сдает внаем!
О, царь небесный! Суд Твой всуе,
и всуе царствие Твое.
Разбойники, людоеды
правду побороли,
осмеяли Твою славу,
и силу, и волю!
Земля скованная плачет,
словно мать по детям:
кто собьет оковы эти,
встанет в лихолетье
за Евангелие правды,
за народ забитый?
Некому! Неужто ж, Боже,
и не ждать защиты?
Нет! Настанет час великий,
час небесной кары!
Распадутся три короны
высокой тиары...
Распадутся! Благослови
на смерть и на муки,
благослови мои, Боже,
нетвердые руки!..»
Так в келье Гус с неправдой злою
решил бороться — разорвать
оковы ада... и святое,
святое чудо показать
очам незрячим.
«Поборюсь...
Со мной Всевышний! Да свершится!»
И в Вифлеемскую каплицу
пошел молиться добрый Гус.
«Во имя господа Христа,
За нас распятого на древе,
И всех апостолов святых,
Петра и Павла особливо,
мы отпускаем все грехи
вот этой буллою... святою
рабыне божьей...»
«Этой самой,
что позавчера водили
по улицам Праги.
Этой самой, что шаталась,
упившися хмелем,
по шинкам да по казармам,
по монашьим кельям.
Она деньги раздобыла
да буллу купила —
и теперь свята... О Боже!
Великая сила!
Великая слава! Помилуй людей!
Отдохни от гнева в светлых сенях рая!
За что погибают? За что ты караешь
своих и покорных и добрых детей?
За что ты ослепил им очи
и вольный разум их сковал
оковами кромешной ночи?...
Прозрейте, люди, день настал!
Глаза раскройте, шире груди!
Проснитесь, чехи! Вы же люди,
а не потеха чернецам!
Злодеи, палачи в тиарах
все обратили в прах и дым,
Как там, в Московии, татары,
и догматы свои слепым —
нам навязали!.. Кровь, пожары,
все зло на свете, войны, свары,
мученья адские, а Рим
распутством одержим.
Вот все их догматы и слава!