Кочегарка

Литтл Бентли

Да и кроме того, если эту еду съедят нормальные люди, то наверняка отравятся.

Или их специально отравят китайцы.

Иногда они доводили его до бешенства своей пассивностью, и в такие моменты у него возникало желание выбить из них дух, что он часто и делал. Но на них это, казалось, не производило никакого впечатления. Даже с разбитыми и окровавленными лицами они продолжали смотреть на него своими невидящими косыми глазами – и это вызывало желание избить их еще раз. Однако ему казалось, что очень часто под этой покорностью скрывался настоящий огонь и жажда отомстить. Именно поэтому он и предполагал, что китаезы их всех отравят.

А может

быть, это просто была игра его воображения…

Тот, кого он только что избил до потери сознания, лежал, не двигаясь, на земле, а его соплеменники равнодушно взирали на него. Сердитым жестом О’Хирн велел им забрать несчастного и унести его. Четверо китаез повиновались, глядя на него раскосыми глазами, в которых ничего нельзя было прочитать, а остальные продолжали стоять совершенно неподвижно. «А ведь дома у некоторых из них есть жены, – подумал он. – Интересно, если я буду трахать их жен в их присутствии, то эти пассивные сукины дети тоже никак не среагируют на это?»

У него уже так давно не было женщины, что ему было все равно – что китаянка, что индианка. Когда железная дорога агитировала их подписать контракт, то обещала и женщин, и что угодно, но потом о своих обещаниях она быстренько забыла, так что мужчины уже начинали нервничать. Такая жизнь была противоестественной. Они же не священники, в конце концов.

Рядом О’Хирн услышал звук бича – один из рабочих пытался заставить непокорную упряжку лошадей втянуть на полотно груженую телегу. Ему пришла в голову мысль. Может быть, сегодня вечером, для того чтобы развеселить своих людей, он устроит небольшие соревнования. Притащит сюда китайского переводчика, привяжет его к столбу и отделает кнутом. А люди смогут делать ставки, как долго китаеза продержится, прежде чем потеряет сознание.

Большую часть недели они будут работать на этом перегоне, так что разнообразия ждать неоткуда. Кроме того, все уже хорошо усвоили свои обязанности. А переводчик им бывал нужен, только если происходило что-то необычное. Так что если пару дней он не сможет работать, то это будет не страшно.

Может быть, это даже станет ему уроком на будущее.

О’Хирн ухмыльнулся.

Люди любят разные пари.

Март 1868 года

Хотя у него был дом в Чикаго и апартаменты в Нью-Йорке, в течение последних пяти лет резиденция Честера Уильямса располагалась в Беар Флэтс, штат Калифорния. Недалеко отсюда он заработал свое состояние на золотых приисках, и именно в этом месте он построил себе настоящий дом, с помощью лучших в штате строителей и одного из лучших нью-йоркских архитекторов. Здесь, в этой сонной деревушке, он чувствовал себя дома, здесь он скрывался от любопытных глаз равных себе и от сплетен, которые распространяли их жены. Здесь он создал свою вотчину, в которой полицейские силы существовали только для того, чтобы выполнять его приказы, а другие жители тряслись в постоянном страхе. Несколько местных предприятий возникли только для того, чтобы удовлетворять его требования – он был единственным клиентом переплетчика, а галантерея в городе вообще без него не появилась бы, – поэтому Честер не только замечал, с каким почтением относились к нему местные жители, он постоянно ожидал этого.

Всем давно было известно, что один из старателей по прозвищу Психованный Мерле – который жил в Дьявольском Каньоне, опрометчиво полагая, что через гору Додж проходит еще никем не обнаруженная

золотая жила, – взял себе в жены китаянку после того, как убил в пьяной драке в Колиме ее мужа. У них с этой женщиной даже родилась дочь-полукровка, и, хотя никто их до сих пор не беспокоил, побаиваясь крутого нрава Мерле, который легко мог пристрелить кого угодно по дороге в каньон, Уильямс решил, что пора положить этому конец. Это было мерзостью, когда мужчина жил с китаянкой, а уж вернувшись со своей последней встречи с Харрисоном, Честер решил, что подобного в Беар Флэтс они не потерпят.

И он послал своего слугу Итона (англичанина, больше никаких цветных в доме) за Лейном Макгратом, местным шерифом. Двадцать минут спустя старик, испуганно озираясь, вошел в его кабинет. Это был первый раз, когда кто-то из жителей города был допущен на его частную территорию – до этого все встречи происходили за ее пределами, и Лейн, понятное дело, ощущал себя не в своей тарелке. Ясно было, что происходит что-то важное.

Уильямс тянул время, наслаждаясь дискомфортом шерифа.

– Хотите что-нибудь выпить, мистер Макграт?

– Нет, сэр, – ответил шериф.

– А я, пожалуй, выпью бренди. Оно так успокаивает меня… Вы уверены, что не хотите ко мне присоединиться?

– Конечно. То есть я хотел сказать, спасибо, сэр.

Уильямс улыбнулся, разлил коньяк, уселся в кресло напротив Лейна и сделал неспешный глоток.

– Я пригласил вас сюда, чтобы обсудить ситуацию, которая, на мой взгляд, вышла за рамки приличия. Естественно, я говорю о старателе в Каньоне Дьявола, об этом Мерле – так, кажется, его зовут. Люди еще называют его Психованный Мерле.

– Да. Я о нем знаю.

– Значит, вы должны знать, что он живет с китаянкой вопреки законам штата Калифорния и законам природы. – Уильямс подался вперед. – У них даже есть ребенок-полукровка, мерзость в глазах Господа, и они позволяют себе грешить прямо у нас под носом!

– Мерле человек психованный, но никаких проблем он никому не причиняет. – Было видно, что Лейн растерян. – Он никого не трогает, и мы почти не видим его, за исключением тех дней, когда он появляется, чтобы пополнить запасы.

– Я имею в виду совсем не это, мистер Макграт.

Шериф замолчал.

– Я не могу больше мириться с тем, что порок с безнравственностью поселились в нашем чистом, целомудренном местечке. И мы способствуем этому разврату, позволяя ему продолжаться и притворяясь, что мы о нем ничего не знаем…

– Вы хотите, чтобы я выселил Мерле? – спросил шериф, начиная догадываться. – Из его законного жилища?

– Я хочу гораздо большего, – сказал Уильямс.

И улыбнулся.

Они двинулись в Каньон Дьявола на лошадях и пешком, ведомые шерифом и двумя его помощниками.

Уильямс шел прямо за ними, с винтовкой в руках. А дальше, по извилистой дороге, следовала добрая половина населения города, и Уильямс радовался подобному единодушию жителей. Вчера, на городском собрании, все единогласно поддержали его предложение, но говорить всегда легче, чем делать, поэтому очень часто намерения людей и их реальные поступки сильно различаются.

Старатель спокойно мог расстрелять их из своей хибары, но в толпе были десятки людей, и даже Мерле не был настолько психом. Кроме того, шериф объявил об их прибытии у входа в каньон, крикнув: «Мерле! Надо поговорить!» – как будто это было какое-то передвижное городское собрание и они все пришли в такую даль ради праздной болтовни.