Кочевники времени(Роман в трех частях)
Шрифт:
Я огляделся, увидел пустые молчаливые окна. Что же здесь нужно этому блестящему всаднику?
— Уберите детей с дороги, фельдфебель!
Голос прозвучал резко.
В ответ на приказ из другого переулка выскочили шесть строго одетых гуркхов под предводительством фельдфебеля и прикладами ружей отогнали ребятишек. Штыки были примкнуты. На солдатах были темно-зеленые мундиры с красными нашивками, а за поясами торчали длинные изогнутые кинжалы. Не дожидаясь дальнейших указаний, женщины растащили детей по домам и захлопнули
— Как поживаете, лейтенант? — осведомился я.
Лейтенант обратил на меня взгляд своих холодных голубых глаз.
— Сэр, я предложил бы вам немедленно покинуть площадь. Это необходимо. Могут возникнуть затруднения.
Дискуссия казалась бессмысленной, и я подчинился:
— Благодарю, лейтенант.
Я прошел через площадь и остановился в тени одного из переулков, откуда с любопытством стал следить, что же произойдет дальше.
Теперь молодой офицер спешился и приказал фельдфебелю войти в один из домов. Гуркхи устремились туда, лейтенант последовал за ними.
Я наблюдал все происходящее, сбитый с толку, и никак не мог разобраться, что же творится. Еще какое-то время на площади царила мертвая тишина, затем из дома донеслись крики и шум потасовки. Я услышал, как вопит женщина на кантонском диалекте. Прогремели два выстрела; потом зазвучал голос молодого офицера, отдающего приказы. Еще один крик, на сей раз мужской, — и вдруг целая река кули выплеснулась на улицу. Их было человек двадцать. Они шатались и жмурились на солнечном свету. Каждый был точно в бреду от ужаса.
Затем из глубины дома донесся еще один выстрел и снова чей-то рев. Наружу снова начали выскакивать кули, уносясь по всем направлениям. Одни юркнули в ближайшие дома, другие побежали в сторону порта. Я услышал еще несколько приказов, затем кого-то звучно ударили прикладом; послышались отчаянные вопли и мольбы.
В полном отвращении я хотел уже выйти на площадь, когда один кули в панике вырвался из дома, поколебался, дико огляделся по сторонам, поднял окровавленную руку и вдруг побежал в мою сторону. Я отступил в сторону, пропуская его; он тут же завернул за угол и исчез. Но я успел увидеть его зрачки. Наркотики. Теперь я понял. Солдаты разгромили очередной местный опиумный притон.
Услышав стон, я снова вышел на площадь и увидел, что один из курильщиков опиума упал на плиты. На плече у него была скверная колотая рана, оставленная штыком. Я опустился возле него на колени, разорвал его рубаху и попытался остановить потоки крови. Он в ужасе уставился на меня и тихо застонал.
Сапоги застучали по мостовой.
— Боже милостивый, сударь, что это вы делаете?
Я поднял глаза и увидел, что лейтенант вышел из дома. Он выглядел чрезвычайно довольным собой.
— Этот парень ранен одним из ваших солдат, — грубовато ответил я. — Я пытаюсь помочь ему. Если так уж необходимо, чтобы…
Лейтенант
— Он, без сомнения, пытался убить кого-нибудь. Все они тут курят опиум. Пусть о нем заботятся его близкие. Мы лишь попытались преподать им урок.
Полосами, наскоро вырванными из рубахи поденщика, я, как умел, перевязал его рану. Он попытался заговорить, и тут сознание оставило его. Я беспомощно пытался его поднять, однако это мне не удалось.
Теперь появились и гуркхи. Они вели трех китайцев в черных и красных халатах; двое мужчин и одна женщина — вероятно, хозяева притона.
Лейтенант ткнул стеком в их сторону, после чего запрокинул голову и заговорил, обращаясь к пустым окнам и дверям;
— И никакого опиума больше! Вы понимать! Опиум плохой! Эти люди плохие! Должны в тюрьму! Мы запирать их надолго. Понимать?
Он сердито постучал стеком по своим сапогам, затем посмотрел на меня и раскрыл рот, чтобы сказать мне кое-что, но я опередил его.
— Я попытаюсь доставить парня в больницу, — сказал я. — Может быть, кто-нибудь мне поможет?
Офицер взял поводья своей лошади и взглянул на своих солдат, державших перепуганных арестантов куда крепче, чем это требовалось.
— Один из ваших людей… — снова начал я.
Лейтенант сел в седло.
— Я уже сказал вам, сэр: пусть его близкие о нем и заботятся. Вы явно не понимаете условий жизни на этом острове. Проблема опиума. Здесь она принимает ужасающие масштабы. И с каждым днем все хуже. Они предпочитают возделывать мак, нежели выращивать продукты питания. Я…
— А какой вообще смысл имеет их жизнь, Оллсоп?
Из темного дверного проема того дома, где происходил обыск, донесся вялый голос. Голос англичанина.
Лейтенант Оллсоп повернулся в седле и качнул стеком в сторону говорящего, которого не видел.
— Сидите-ка там и радуйтесь, что вас не арестовали.
На солнечный свет выступила фигура. Грязный европейский костюм, рваная туземная рубаха. Оборванец был бос, небрит, истощен и совершенно явно накурился опиума. Слишком хорошо я умел распознавать эти признаки, потому что и сам в свое время искал утешения в наркотиках. Возраст странного типа я определить не мог, но голос был молодой и мог принадлежать человеку среднего класса.
— Я было подумал, что вы могли бы постыдиться… — На лице Оллсопа было написано отвращение.
— А кто вы такой, чтобы отнимать у них их единственное удовольствие, Оллсоп? — сонно вопросил незнакомец. — Оставьте вы их в покое, ради всего святого!
Лейтенант Оллсоп развернул свою лошадь и прокричал:
— Вперед, марш!
Он рысью помчался прочь, не отвечая оборванному англичанину.
Я смотрел, как гуркхи тащат за собой запуганных арестантов.
Англичанин пожал плечами и повернулся, желая возвратиться в дом.