Кочевники времени(Роман в трех частях)
Шрифт:
Он наморщил лоб и отвернулся.
— Не стоит, сэр!
Немного позднее винты, которыми моя кровать крепилась к полу, были отвинчены. Я почти не заметил, что корабль приземлился, — если не считать легкого чувства падения и нескольких встряхиваний. Мою кровать покатили по коридору в ту часть корабля, где, по моему суждению, находился центр.
Огромные створчатые двери были опущены и превратились в трап, по которому можно было спуститься на землю; на него положили сходни, чтобы спустить мою кровать.
Мы оказались на свежем теплом воздухе, и кровать немного подскакивала, когда ее повезли по траве к больничной повозке — судя
Пока кровать тряслась по траве, доктор бежал рядом.
— Как самочувствие?
— Спасибо, лучше. Где мы?
— Разве вы не узнаете? Катманду. Здесь наша главная квартира.
Катманду! Когда я видел этот город в последний раз, это была типичная азиатская столица с домами, построенными в том архитектурном стиле, что не меняется веками. Однако теперь я видел вдали, за огромными портовыми сооружениями, гигантские здания, вздымающиеся в высоту, этаж за этажом, так что, казалось, они едва не задевали самые облака. Разумеется, внизу были также и непальские строения, однако они, такие маленькие, совершенно терялись рядом с уходящими в небо белыми башнями. Прежде чем меня подняли в моторизированную повозку, я заметил еще кое-что. Это была длинная стальная полоса, лежащая высоко на рядах серых опор и уходящая прочь из города, исчезая за горизонтом.
— А это что? — спросил я доктора.
Он ошеломленно уставился на меня.
— Это? Одноколейка. Ну, просто дорога.
— Вы хотите сказать, что по этому рельсу ездит поезд?
— Именно. — Он замолчал, усаживаясь рядом со мной в повозку. Двери с легким шорохом закрылись. — Знаете, Бастэйбл, ваше удивление выглядит чертовски убедительно. Хотел бы я знать, что же именно с вами не в порядке.
Я решил проверить на нем мою ложь.
— Не может ли так статься, что это амнезия, доктор? — С легким толчком повозка двинулась вперед. Однако я не слышал знакомого тарахтенья двигателя внутреннего сгорания. — А что двигает эту штуку?
— А вы как думаете? Разумеется, пар. Это обыкновенный паровой автомобиль.
— Не бензин?
— Надеюсь, нет! Примитив! Паровой двигатель намного эффективнее. Да ведь вы должны все это знать, Бастэйбл. Я, конечно, вовсе не хочу сказать, что вы намеренно и сознательно пытаетесь ввести меня в заблуждение, но…
— Я думаю, вам лучше исходить из того, что я забыл решительно все, кроме своего имени, доктор. Все прочее, вероятно, проистекает из тех безумных представлений, во власти которых я находился. Результат переутомления и отчаяния, ведь это иногда случается. Возможно, вы обнаружите, что я принадлежал к одной из горных экспедиций, исчезнувших некоторое время назад.
— Да. — В его голосе звучало облегчение. — Я уже думал об альпинистах. Вы действительно больше ничего не можете вспомнить о восхождении? Об именах остальных участников… или что-нибудь в этом роде?
— Боюсь, что нет.
— Ну ладно, —
Наконец машина остановилась, мою кровать вместе со мной выкатили наружу, на этот раз на высокий пандус, специально предназначенный для этой цели. Двери открылись без всякого участия людей, и я очутился в чистом светлом коридоре, откуда попал в помещение, казавшееся таким же чистым и светлым. О его предназначении оставалось только гадать.
— Мы на месте, — сказал доктор.
— И где же мы?
— В больнице Черчилля — ее назвали в честь последнего вице-короля лорда Уинстона. Он много всякого хорошего сделал для Индии, наш Черчилль.
— Не тот ли это Черчилль, который книги писал? Отчеты о войне? Тот самый парень, который со своими уланами начал наступление в Омдурмане в 1898 году?
— Я думаю! Но это было в самом начале его карьеры. Вы однако довольно хорошо подкованы по части истории!
— Ну да, потом ему пришлось здорово поднапрячься, — улыбнулся я, — чтобы стать вице-королем Индии!
Доктор снова бросил на меня странный взгляд:
— Ну хорошо, капитан Бастэйбл. Вы пробудете в Катманду только день или два — пока в Калькутту не отправится больничный поезд. Полагаю, вы нуждаетесь в специалисте… по амнезии. Самый ближайший из них находится в Калькутте.
Я подавился вопросом. Я как раз думал о том, неужели Калькутта изменилась так же, как Катманду.
— А нынче здесь довольно мирное местечко, не правда ли? — сказал я.
— Мирное? Надеюсь. Время от времени у нас бывают небольшие неприятности с националистическими экстремистскими группами, но ничего серьезного. Войн здесь не было уже сто лет.
— В таком случае у меня и впрямь очень серьезные провалы в памяти, — сказал я улыбаясь.
Он неловко остановился возле моей кровати.
— Э… ну да… а! — вскричал он с облегчением. — Вот и ваша сестра. Прощайте, Бастэйбл. Держите хвост пистолетом! Я хотел только еще… — Он взял медицинскую сестру за локоть и увлек ее наружу; дверь за ними захлопнулась.
Я не был бы мужчиной в полном смысле этого слова, если бы не признался, что появление моей сиделки возбудило во мне одновременно радость и удивление. Я успел бросить на нее лишь один взгляд, однако этого было довольно, чтобы я понял, насколько все изменилось с 1902 года. Сестринская форма состояла из бело-голубого крахмального платья и высокого чепца, аккуратно приколотого к ее каштановым волосам. Совершенно обычная сестринская униформа, за исключением одного лишь обстоятельства: подол ее юбки отстоял от пола самое меньшее на десяток дюймов, овевая самую прелестную пару ножек, какую я когда-либо видел, за исключением сцены императорского театра на Лечестерской площади. Разумеется, такая одежда предоставляла сестре большую свободу движений и была существенно практичнее. Я спрашивал себя, неужели все женщины этой эпохи одеты так практично и так привлекательно. Если да, то впереди во время моего невольного путешествия в будущее меня ждало немало нечаянных радостей!
Полагаю, что-то беспокоило мою сестру, когда она вернулась, потому что ее появление в равной степени повергло меня в смущение и очаровало. Было трудно видеть в ней обыкновенную честную молодую женщину (в действительности довольно-таки чопорную), поскольку, по представлениям моего времени, она была одета как девочка из ревю! Должно быть, я весьма заметно покраснел, потому что первым делом она пощупала мой пульс.
Спустя краткое время вошел майор Пауэлл и придвинул к моей кровати металлический стул.