Кочевые дороги
Шрифт:
Пока девушки гоняли дичь по полям, заметили на севере клочок тряпки на палке. Зоркий сокол, Сандра, видит, похоже, и за горизонтом. Говорит, мне, что человек идёт. И что теперь? Идёт себе человек и идет. Может, по делам. Или просто так, к соседу, кумысу попить. Для бешеной собаки семь верст – не крюк. Мы, помню, на ГТТ за самогонкой и за сорок километров по тайге гоняли. Однако любопытные девахи помчались смотреть, кто там и что там. Обратно привезли какую-то оборванку, от новостей чуть не захлёбываются.
— Что? — спрашиваю.
— Это внучка Улахан Тойона Старшего Рода Белого Коня! — отвечает Алтаана.
— И
Так и поехали дальше. Внучки всякие ходят, от работы отвлекают.
Вечером, когда припарковались на ночёвку, внучка начала качать права.
— Почему вы сразу не остановились, когда меня увидели? — высказывает претензии красотка, а глаза её сияют неземным огнём.
Знакомые какие слова, а? Я такое где-то когда-то неоднократно слышал. И ни здассти тебе, ни до свидания.
— Меня зовут Магеллан, род Белого Ворона! Был ли добрым ваш путь, уважаемая? — надо сбить с неё спесь, правила вежливости никто не отменял. Но эта коза считала иначе.
— Меня зовут Сайнара, Старший Род Белого Коня. Я внучка Улахан Тойона! Ты должен дать мне коня, еды на два дня и воды! — она ничуть не смутилась.
Принцесска, значить. А ничё так. Стройная, высокая, глаза хоть и не сапфировые, но все равно красивые. С поволокой. Светло-карие глазёнки. Ишь, как смотрит. Не смотрит, а сверлит, наскрозь. И грудя чуть не вываливаются из остатков халата. А гонору-то, а гонору. Принцесски, они такие, да. Под глазом застарелый бланш, руки в царапинах, дорогущий халат порван и весь в кровище, от шаровар одни тряпочки остались, сапоги – в клочья, волосы сбились в сорочье гнездо, а всё туда же. Права качать. Чувствуется порода. Только не та, что нам надо.
— А ху-ху не хо-хо? Детка, ты кому тут приказы приказываешь?
— Я внучка Улахан Тойона Старшего Рода! Вы должны мне дать то, что мне нужно.
— А я тойон рода Белого Ворона. И ничего никому не должен. Доедем до Ыныыр Хая, там поговорим. Всё!
Я отвернулся и ушел. Овца, походу, растеряла все ориентиры, пока бродила по степи. Таких надо на цепочке возле юрты держать, во избежание. Если бы это чучело не давило авторитетом, то я бы её лично на руках донёс до дедушки. Но беспонтовые наезды надо давить в зародыше. В таком вот аксепте.
Мы шли проторённым путём, четыре дня в дороге, и прибыли на пастбища. Так же быстро разложились. Поставили юрты, распаковали казаны. Здесь есть утоптанные площадки для юрт и кострища. Место, куда мы прибыли, мне понравилось. Плоскогорье, высотой метров двести, не более. Ыныыр Хая, гора-седло, виднеется километрах в трёх на северо-восток. Две пологие вершины, под пятьсот метров высоты, покрыты зеленым мехом леса. Шанхайский барс, не иначе. Недалеко от нас – небольшой водопад и речка.
Такие места называют аласы, то же самое, что и яйла, альпийские луга. Алас – слово-то какое красивое. Созвучно словам палас, атлас. И вправду – атлас. Изумрудная трава, яркое солнце, блики воды, шелком вышиты облака на синем небе. Луга тянутся на восток по косогорам до самого горизонта, на юге, за степью, видны Кара Кумы, черные пески. На север – поднимаются лесистые холмы, а дальше – невысокий хребет. Наконец-то мы на том месте, где можно расположиться с минимальным
Первым делом я ввёл цивилизованные нормы для санитарии и гигиене. Песталоцци из меня неважный, конечно, но базовые навыки я им привил. Определил отхожее место и всем втолковал, для чего. Немедленно устроил для себя стирку с купанием. Побрился. Всех загнал на помывку. Стиральный порошок, шампунь, гель для душа произвели фурор среди девушек. Они бы всё извели в первый день, но я выдал по пять граммов на нос. И этого хватило. Мыло, оказывается, у них есть. Не супер, конечно, больше похожее на хозяйственное. После купания развесил я свои тряпки на кустах сушиться, сам переоделся в чистое. Нижнее бельё тоже вызвало расспросы. Довёл своё мнение до окружающих, что в человеке всё должно быть прекрасно.
Принцесска забилась куда-то в щель, не видать её. Западло ей с быдлом купаться. Она в кибитке рыдала долго. Крах стереотипов – тяжелое испытание для неокрепшей психики. Я заставил Алтаану набиться Сайнаре в подружки. Иначе возможен нервный срыв из-за когнитивного дисбаланса. Мы ушли от речки, тогда и Алтаана вывела на помойку внучку. Потом я вывел к реке кулутов, тоже помыться, выстирать своё тряпьё. Мне инфекции не нужны. В общем, первый день на новом месте был хорош. Девушки расположились на бережку, сидят лясы точат. И принцесска с ними. Ну и пусть общаются, может привьют ей навыки общежития.
На второй день, с утра, старуха начала гундосить, что надо ехать за шаманом. Без шамана нельзя. Надо камлать, духов-иччи задобрить, попросить, чтобы помогали. Типа так положено, на новом месте ублажать необузданные силы природы. Ну и праздник чтоб, для людей радость. Когда люди радуются, то духи тоже добрые становятся. Как всё запутано. Я почесал репу. Приглашать шамана – дело накладное. Тут сами-то с хлеба на квас перебиваемся, впроголодь живём, чтобы хоть как-то поголовье поднять выше критической массы.
Я не знаю, как тут шаманы, просто узурпаторы ритуальных обрядов, или же они действительно могли общаться с духами. Ни в чём нельзя быть уверенным. Антропоморфизм уместен ли здесь, не знаю. Но знающие люди говорят, что человек делает себе богов по своему образу и подобию. Я начал вспоминать всё, что мне приходилось видеть у казахов, калмыков и якутов на праздниках. Придумал себе, что я сам себе шаман и праздник будет синтезом якутского Ысыаха, монгольского Наадама и казахского Навруза. Если откинуть позднейшие наслоения, то изначально эти праздники как раз и проводились для ублажения духов предков и мест. Может они были и правы, наши предки. Жили в согласии с природой, и неврозов у них не было. Дух моего прадедушки вообще-то не здесь, но на всякий случай надо будет его тоже попросить мне помочь.
Михалыч мне в своё время выписал люлей, чтобы я больше нетрезвый в лес не ходил, и заставил вызубрить заговор на лешего. И еще, гад, костылем по спине огрел. Я тогда был не в силах сопротивляться и выучил пяток строчек устного народного творчества. Еще же, говорят, что леший помогал пастухам, если его попросить. Только тогда речь шла про коров и защиту от волков, но, может, и с овцами поможет. Я уже перестал скалиться на народные приметы, но по-прежнему скептически относился этим фокусам. Мне всё равно, с меня не убудет, а народ успокоится. Главное в деле одурачивания народных масс – сделать многозначительное лицо.