Кочевые дороги
Шрифт:
Перед мостом через речку, всё забываю её название, караван разделился. Мы, в соответствии с планом, повернули вдоль берега, на запад. Тыгын и Co. двинулись через мост и далее, к своим аласам. Тыгын забрал все чиновничество с собой, типа на праздник. Но его аласы потом, после фестиваля олонхосутов и сказителей намертво перекроют, чтобы не один человек не проник. Ну и так будут присматривать. Это операция по выявлению наркоманов среди окружения Тойона. Мои же планы были другие – проехать по населенным пунктам, посмотреть, как живёт народ, заодно поворошить всякие змеиные гнёзда.
Хорошая, мощеная камнем, дорога, поначалу шла по берегу реки. Потом свернула
Кишлаки и аулы, что нам попадались по пути, похожи на мой аул, который будет называться Багдад, традиции, видать, здесь сильны. Главное, что меня интересовало, и я уже увидел – нищеты и даже бедности здесь нет. Домики аккуратные, улицы чистые, дедушки на лавочках, в общем, сильно мне напоминает жизнь в узбекских селениях, с некоторой примесью корейского или китайского. Эмульсия, короче, кто понимает. Ну и соответственно, буйволы, груженые и порожние арбы, стайки молодёжи с шанцевым инструментом в руках. Негры, короче, пашут. Какое-то противоестественное благолепие, с точки зрения меня, воспитанного в совершенно иных реалиях. Для полноты картины хотелось бы увидеть надсмотрщиков и вертухаев, которые подгоняют всю эту идиллию. Так мы и проехали полдня, почему-то не отвлекаясь на пустопорожние разговоры, и ко мне никто не приставал, а я сам был погружен в собственное безмыслие, просто пытаясь переварить весь ворох впечатлений, который свалился на меня за последние дни.
К слову, через каждые полдня пути, не знаю, по чьему-то доброму умыслу или же "так исторически сложилось", на дороге обязательно имелись караван-сарайчики разной степени вместимости, с местами отдыха и харчевнями. Харчевни же, в свою очередь, привлекали местную публику и были местом для общения и передачи сплетен. Мы как раз и подъехали к такому месту, в небольшом ауле и расположились на отдых. Да и куда спешить? За нами никто не гонится.
Пообедали, подремали и двинули дальше. К вечеру достигли вполне приличных размеров селение, где и решили заночевать. Пора выпускать на сцену моих песняров. Я, скрепя сердце и с зубовным скрежетом, опохмелил страдальцев, налив им маленько разбавленной водки. Надеюсь, никто меня Тыгыну не заложит.
Пока мы ели и пили, в харчевню подтягивался местный народ, пропустить по стаканчику бузы и прикоснуться к великому. Великий акын, проездом, только одна гастроль. Спешите видеть. Взбодренный алкоголем сказитель, хотя уже не поворачивается язык его сказителем называть, репертуар сменился очень значительно, свою программу отработал на пять. Арчах сиял государственной наградой, охотно отвечая на вопросы поклонников, но под строгим цензоровым, то есть моим, оком. Выступать я ему сегодня не дал, рано еще смущать умы деревенских жителей своими кровожадными призывами. Да и вообще, напряженный график выступлений я ему не обещал, так ведь и спиться недолго.
На следующий день наша компания поехала веселее. Ко мне подкатил, во-первых, выздоровевший певец степей, с претензиями. Начал объяснять мне совершенно
— Ты знаешь, я здесь не для того, чтобы сказки рассказывать, а для того, чтобы сказки рассказывал ты. Я тебе даю идею,а ты её рассусоливаешь, как хочешь. У тебя фантазия богатая, так что занимайся. Тебя с детства учили песни петь, так и работай, шлифуй своё мастерство. Я тебе претензий не предъявляю, успехом ты пользуешься заслуженным, а вот меня агитировать не надо.
Послал, короче, его как можно вежливей. Пусть ваяет свою нетлёнку в нужном идеологическом разрезе, в соответствии с требованиями текущего политического момента. А потом товарища поправим, ежели чего. А мне нечего перед свиньями бисер метать, всё равно они не поймут всех тонкостей моего ораторского искусства.
Терять время мне тоже не хотелось, но разговаривать разговоры во время езды верхом – занятие для меня малопродуктивное. Это степнякам хорошо, у них верхом вся жизнь проходит, злые языки говорят, что они на лошади и детей зачинают, но это и вовсе выше моего разумения, равно как и секс в автомобиле. Поэтому я ускакал немного вперед, чтобы без посторонних лиц причащаться к своей волшебной фляжечке и воспринимать мир отстраненно от всякой бытовой шелухи и ненужных слов. Буколические пейзажи вполне этому настроению соответствовали, на них очень хорошо смотреть издалека, не вдаваясь в совершенно неэстетические подробности. Но всякое безделье – и об этом знают все умные люди, в особенности армейские чины от сержанта и выше, есть зло, ибо от безделья человек начинает думать. И неизвестно до чего додумается. Мне додуматься было не суждено: догнала меня Сайнара и пустила своего коня рядом с моей кобылой. Тут, конечно непонятно, кто кого догнал, ибо коник начал тут же клеить мою лошадку. Развратник, на людях постеснялся бы, ни стыда, ни совести.
— Ты мне расскажешь, откуда берутся комиссары? — Сайнара приехала поговорить о наболевшем, видать, подпольщики крепко насолили и вообще, какая памятливая.
— Ты хочешь это знать? От многих знаний проистекают многие печали, имей в виду, — я проверяю на прочность её тягу к знаниям.
— Хочу. И ещё я хочу знать про Дао, и ты Мичила учил арипметика, и откуда у тебя одеколон! Как ты убил бойцов Халх! — не сдаётся, козья морда.
И дальше вал вопросов. И почему я всё время спрашиваю, как у вас. У вас, что, по-другому? То тогда где это "у вас"? Опять я попался. Мычу, что приехал из дальних краёв, Сайнара уточняет, из каких это таких краёв, где всё не так как у нас? Здесь, в Степи, все края одинаковые. М интересом посмотрел на Сайнару, полюбовался. Она заметила мой взгляд, зарделась и отвернулась.
— Тебе дед ничего разве не говорил?
— Нет.
— Ну-э… так значит, я вообще попал в Большую Степь из другого мира.
— Какого другого? Из Верхнего?
— Нет. Из правого. А может из левого.
— Что из меня опять дурочку делаешь? Нет никаких правых и левых миров, есть Верхний и Нижний мир.
— Ты меня слушаешь или пришла объяснять мне, откуда я попал? — я начал раздражаться. Мало того, что мешает мне витать в алкогольных туманах, так еще и своей дикарской упёртостью перебивать.