Код Альфа
Шрифт:
— Что с ней? — испугался парень.
— Спит, — буркнул капитан, поднимая женщину на руки. — Уходим. Будет время — разберемся.
— А если?…
— У нее нано-чип — умереть не даст.
Успокоил? — уставился на каменную физиономию робота Филосов.
Извини, больше порадовать нечем, — выдал взгляд.
Она плыла. Вереница искрящихся частиц, кружа шла по спирали куда-то вдаль, в туман и глубокую синеву, казавшейся одновременно нежно голубой, светящейся. Было тихо и одновременно шумно. Словно в волны радиопередачи вклинивались то одни, то другие носители, перебивали друг друга, шептались, пели, гудели и звенели. Слова, фразы, ноты, звуки
Как так?
Бред?
Кто она, где?
Свет и мрак, радуга красок от пастельных до самых насыщенно ярких, от знакомых, до не имеющих определения. И истома, покой до умиротворения от края до края. Ни мыслей, ни стремлений — все предопределено, все известно, и нет любопытства, интереса, нет желания, но нет и равнодушия. Ясность и четкость — так надо, только так.
Она одна и все же с кем-то. Она живое мыслящее, воспринимающее существо и все же не существо, не предмет и не субстанция, ни поле и даже не частица. Постфактум неизвестности, не имеющей определения, но имеющее место быть.
И нет вопросов, нет ответов. Не нужны.
Так и плыла подобная меж подобными, играя светом и тьмой, соприкасаясь и отдаляясь, внимая и делясь, и вроде пела, вроде шептал, но и молчала.
К ночи группа остановилась в подземном алькове. Пока здесь, на глубине, в лабиринте глухих темных переходов они были недосягаемы для преследователей, но рано или поздно им придется покинуть укрытие, а это значит, вновь вступить в бой.
Тео уложил голову Стаси себе на колени, с беспокойством поглядывая на нее. Женщина выглядела как глубоко и спокойно спящий человек и казалась ему ослепительной в своей умиротворенной и одухотворенной красоте.
— Спящая красавица, — прошептал и смутился под взглядом Вита. — Была такая сказка. Мне мама в детстве читала. Здесь же, между прочим. Вон и огарок еще остался.
— Странно?
— Немного. Такое чувство, что время вспять убежало… Мама погибла, как только мы вышли отсюда.
— Ничего в точности не повторяется, — сказал Дон.
Утешил? — глянул на него парень и покосился на Стасю. Она не мать и он уже не тот мальчик. Так что, в точности по-любому не повторится.
На душе хмуро стало, темно как в этом «склепе».
Стас выставил руки, как слепой бредущий наугад.
Что происходит? — насторожился Фил: парень в коме и под гипнозом — он в принципе не может двигаться.
Но Аржаков опровергал все известные постулаты всех известных наук, продолжая вводить доктора в шок — он исчез секунд на пять и снова появился. Открыл глаза и уставился на Локтен через монитор въедливо, невидяще и одновременно укоряюще. Голограмма информации ДНК исчезла, словно ее не было вовсе, а ДНК у парня отсутствовала в принципе. При этом датчики показывали нулевую температуру тела и отсутствие сердцебиения, пульса, мозговых и нервных импульсов.
Стас был мертв и все же явно жив.
Фила прошиб холодный пот. Мужчина попытался оторвать взгляд от монитора или выключить его совсем, только чтобы не видеть пустых и одновременно полных жизни и движения мысли глаз. Но не смог и пошевелиться. Они затягивали его, как в омут влекли в темноту и тишину. И доктору вспомнились старые раритетные издания про ад, что ему довелось изучать еще юношей по курсу психического воздействия на массы.
Тогда он не верил в него, как любой житель земли, но считал изобретение чистилища очень удачным и удобным для сдерживания вольнолюбивых настроений в умах человечества. Он изучал его, как приспособление, техническое средство, как пульт управления планером, с разницей лишь в том, что этот пульт управлял
И вот вдруг ожили, зашевелились и вошли в реальность как человек в комнату.
Локтен почувствовал дрожь до озноба, потом вдруг сердце сжало от сожаления, непонятной, необъяснимой тоски и ринулись слезы из глаз. Он плакал не понимая, что плачет, сожалел о чем-то неясном, винился в неосознанном. Он размяк и растаял как сливочный крем и не знал, как себя собрать. Провалился в пустоту и одновременно наполненность зрачков Станислава, застыл, как статуя, потеряв счет времени, забыв, где он и кто. Он смотрел в зрачки, но видел прошлое, настоящее и будущее, ленту жизни и жизней, мира и миров. Видел себя и соседей по улице, коллег и высоких гостей, подопытных и использованных в научных целях животных, людей. И видел связь меж смерчем в далеком прошлом с активностью солнца в далеком будущем, повядшей розой и снижением рождаемости, сбоя программы наноробота и крушения космолайнера. Он видел как миры закручивают свою спираль «ДНК» и понимал, что при всем прогрессе и высочайших достижениях в парпиксельных и голограммных технологиях, они недалеки как дети, уязвимы и беспечны, и дружным шагом идут в ад с гордостью и самолюбованием неся головы всего мира на плаху, которую сами же мастерили столько веков.
Права была «гостья», права, — холодком по коже пробежала мысль.
Войны и обнищание, разделение на статусы и ранги, уровень достатка и развития, освоение новых технологий, направлений, территорий и полная слепота — вот их удел. Мрак в зрачках сходный мраку в умах, поглощающий, убивающий, вырезающий то, что являло суть человеческую, равняло его с любым самым микронным атомом вселенной, все системы взаимосвязей. Их больше не было — порваны и растоптаны в угоду роботов, которых уже не отличить от людей, как людей не отличить от роботов. Убийство человека ли, системы, цветка или позитивного настроя оправдано ли, вольно — не вольно — рождало целую цепь убийств. И мрак ширился, множил директории захватывая все больше в свои сети, коверкал порядок превращая его в хаос. Как зеркало, отражая все природные законы с точность до наоборот.
А они думали — хаос упорядочили.
А они были уверены — идут к свету, рождают благо.
Дьявол — они сами, ад — их мир, созданный ими же — райские кущи фешенебельных районов, умной техники и дутых, пустых целей, ведущих по жизни.
Дьявол, рождающий мертвое, рождающий то что убивает и убивающий, то что рождает. И Творец что жив, но отвергнут, отторгнут, мертв в этом мире и все же жив, все же вечен, бесконечен и рождает, греет, растит, поднимает, множит. Живет вне зависимости признан или нет. Творит ради творения.
Локтен не заметил, как Стас растаял, превратившись в полевое облако, и проявился вновь у стекла. И продолжал смотреть на доктора уже не с монитора, а через стекло — глаза в глаза. В них больше не было печали и укора, как не было пустоты — в них жило понимание, прощение и уверенность.
Парень знал, что ему нужно сделать, но даже не задумывался — зачем.
Он улыбнулся Филу и мужчина тут же заснул, ткнувшись носом в пульт. А парень, открыв дверь бокса, не приложив при этом и толики усилий, взял все пробы Стасиной крови из стойки перед Локтен, и вышел из лаборатории. Никем не замеченный прошел на стоянку. Взял планер и отправился к Центр Климатологии.