Код Альфа
Шрифт:
Его цель была — водосборник и дождевые зонды.
Спроси его: к чему, зачем, почему? Он бы не ответил. Но точно знал — надо, это его цель, главное дело. То, ради чего он родился, для чего жил.
Стася нырнула в облако света и скорее ощутила, чем увидела огромный столб, сияющий и переливающийся яркими красками миров и галактик, что веером опоясывали его и были малы как лепестки и все же огромны как он сам. Они соприкасались и одновременно были автономны, были началом и концом, бесконечно повторялись в самых разных, но все же перекликающихся, подобных вариациях уходя в них как
Она прошла свет и была вытолкнута с обратной стороны, став носителем того света, став огнем, искрой Истока. Понеслась в неизвестность, собирая частицы и сгустки полей, обрастая ими как чешуей и вот столкнулась с большим твердым и ленивым существом, фланирующим в пустоте. Была принята как родная, сжилась, сроднилась, и знала о нем больше чем о себе. И застыла. Ее уже не было, потому что она была везде и летела без цели, но в поисках. Не знала, что ищет, но знала что найдет. Как парус на ищущем пристань корабле, летела, куда ветер пригонит и, отдавалась ему, сплавливаясь, сродняясь пока он не стал ею, а она им. Как метеоритная порода, на которой пригрелась, как снующие разноформенные сгустки и частицы. Множилась как они, раздавая себя и получая часть их взамен. Она летела в разные стороны и все же — в одну. Была частью и одновременно единством, искала уже найдя. Не встретила ничего нового и все же знала что все вокруг новое, молодое, ждущее и живущее.
И вот падение, всплеск, россыпь камней, льдинок, взвеси. И шепот, шорох, мановения множества подобных ей частиц, кружение в поиске пристанища, внедрение в новую субстанцию. Свою и чужую, знакомую и незнакомую. Жажда обладать, желание отдавать — норма, как слышать и видеть, не видя и не слыша, как дышать и чувствовать, но не дышать и не чувствовать.
Ждать и множиться, растворяясь в множестве и оставаясь частью. Преобразовываться, творить без устали.
И в какой-то миг понять — ты стала реальностью, но еще не родилась. И понять, что жаждешь уже проявиться. Но кем, какой, каким? Формы как проспект ярких картин, бесконечность преобразований и примерок на себя того что видела, знала, пока не найдена удобная, приятная, нужная, понятная. Колебания полевых структур, потом более плотных масс, дымки, облаков, ветра, песка. Вверх — вниз: полет — падение, облако — капля, сухая масса огня и пар, опять вода.
Вода и огонь — цикл за циклом не врагами — друзьями, помощниками, соучастниками творения, великими напарниками. Сплавленными вместе и все же свободными друг от друга.
Вода точила, огонь огранял и реализовал.
Песок. Его форму подсказало облачко, отразило себя в нем, а то в облаке. Но одна песчинка ничто — нас должно быть много.
Много — подхватил огонь. И свет поделил мир с тенью, как земля разделилась с небом, чтобы дать новую жизнь, клонировать себе подобных, в которых точно так же огонь сживется с водой, а свет с мраком и придет время — будет разделен вновь, чтобы снова соединиться.
Жажда творить суть всего сущего и насущего — отражение уже сотворившего, та инерция, что не даст погибнуть жизни, и будет толкать, заставляя вечно двигаться, стремиться к реализации.
Но кто, какой?
Плоский след необычный, непривычный, нежданный и все
Стася ждет и участвует в преобразовании, как ребенок, пробуя на вкус знакомые и не знакомые предметы. Она продолжает искать и, кажется, близка к цели.
И вот существо. Оно притягивает ее и кажется знакомым, но его ли искала?
Она закружила вокруг рассматривая черты, запоминая форму. Он был похож на звездочку с вытянутыми углами и совершенен в своем несовершенстве. Миг или век они смотрели друг на друга, как на отражение в зеркале, понимая, что одно? И вот расстались, обменявшись своими же полями, оставляя себе вместе с ними память о той части что уйдет. Он исчез, она осталась скитаться дальше и искать, но в память о нем, в котором она, приняла его форму, считая что такой и должна быть, пока не встретит то что ищет.
Еще один след, бурая капля, и ликование. Кажется оно, кажется то, что искала.
Подъем чуть вверх — знакомые черты и звуки. Еще один — она, еще одна часть ее!
Вид сверху, снизу, со всех сторон, снаружи изнутри и спешное формирование подобия до запах и цвета, до тончайших флюидов, по подсказке той бурой капли — так надо.
И вот вид с одной плоскости. Как необычно, как странно.
Крик без звука, зов оглушающий, но полной тишины. Рука протянутая, но не видимая, не принятая, не понятая.
— Не уходи! Не уходи!!! Стой, стой-иииййй…
И. И. И-и-и.
Эхо. Гул и шелест волн — ее самой, но уже не ее…
— Не уходи, — прошелестело. Чиж замер, покосившись на Стасю, что хмуро обозревала океан, словно тоже что-то услышала, а может, увидела.
— Ты что-то сказала?
Женщина глянула, как огнем опалила и Николай поморщился, отворачиваясь: мерещиться уже всякое. И чего он спрашивает? К чертям бы ее послать за все выкрутасы. За что она с ним, как с врагом заклятым и даже не подступиться к ней, чтобы хоть какие-то пояснения — объяснения получить. А тут послышалось, что зовет, да так, будто душу ей от печали выворачивает.
Как же, позовет, — с тоской покосился на прошедшую мимо женщину и поправил лямку РД с зондами.
Я — она, я — он, он — я, она — я. Мы одно.
Стойте. Куда же вы? Стойте!!!…
Порыв ветра бросил щепоть воды в спину Х-Русановой и та будто споткнулась — замерла, похолодев. Осторожно повернула голову, уже зная что увидит, и все же, окаменела.
Николая к месту пригвоздило, в песок словно вбило и закрепило. Стоял дурнем и чувствовал лишь одно — ужас.
Из воды поднялась дымка, отделившись от поверхности волны, лизнувшей след его ботинка на песке. Легким облачком проползла в сторону и остановилась между Стасей и Николаем. Преобразовалась, превратившись в женщину — полную, почти точную копию Русановой.
Иштван, не слыша шагов за спиной, обернулся и в ступоре потянул за рукав Сван. На песке Пангеи у берега мирового океана теперь появилось четыре статуи.
— Э?… А? — ткнул в сторону дымчатой Стаси пальцем Пеши, требуя объяснений у друга, но тот отчего-то лишь перекрестился.