Код Гагарина

Дубинин Дмитрий

– Ну вот такой момент, Андрей Николаевич. Строго говоря, их церковь – это секта. Типа давно известной и уже слегка подзабытой «церкви Христа», вокруг которой в девяностые так много шума было. У вас не складывалось впечатления, что Столяров был навязчив по отношению к вам? Что он излишне настойчиво пропагандировал свою веру?

– Нет. Я полагаю, что во мне он нашел просто интересного собеседника. Я в нем, кстати, тоже. Ему меня трудно было бы переубедить…

– Почему?

– Я полагаю, что мое мировоззрение уже давно

сформировано. Я не метаюсь в поисках неких истин, и не запутался в жизни. Да и возраст у меня «непроходной». На таких, как я, сектанты внимание редко обращают.

– Но вы же сказали, что Столярову было интересно с вами общаться.

– Как образованному и начитанному человеку – да. Как сектанту, стремящемуся заполучить заблудшую душу – ни в коем случае. Я бы не поддался.

Следователь взял паузу. Я взял сигарету.

– Вы женаты? – вдруг спросил он.

– Гражданский брак, уже лет прилично…

– Возможно, нескромный вопрос: ваша жена могла встречаться со Столяровым без вашего ведома?

– Во-первых, Столяров сам женат, если вы об этом… А что касается Татьяны, моей жены, то она иногда общается с женой Павла. По крайней мере, это все, что я знаю.

Вересков вынул из ящика стола небольшой блокнот, перелистал его и протянул мне со словами:

– Можете прокомментировать записи на этой странице? Только прошу не листать блокнот.

Я взял записную книжку и сразу же увидел знакомые имя и фамилию. «Жена А. Маскаева – насч. амер. – информация о почте?»

Мне, сами понимаете, совершенно не хотелось комментировать эту запись.

– Боюсь, что я плохо понимаю, в чем суть этой фразы, – сказал я, возвращая блокнот.

После этого следователь открыл крышку ноутбука, нажал несколько кнопок и повернул компьютер так, чтобы я видел изображенное на мониторе.

– Вы не читали эту статью?

Вересков предъявил мне давешний опус журналиста Чаповалова. Я про себя решил, что пора поговорить с этим щелкопером по душам. А следователю признался:

– Читал. Высосано из пальца. Масса фактических ошибок. Может быть, даже заказной материал. Хотел даже подать в суд, но тут – сами видите – изменена одна буква в фамилии.

– Вас кто-то очень хочет скомпрометировать?

– Меня это сильно удивляет. Я ведь не депутат какой-нибудь. Не чиновник. Я – простой водитель. Шофер, на грузовике работаю.

– Какие тут фактические ошибки вы нашли? Кроме искажения фамилии?

Я перечислил все, которые мне были известны. Начал, конечно, с неверного названия заморской церкви и с того, что американцы сроду не снимали для своих месс зал дома культуры Островского. Добавил, что автор малость перепутал две церкви или, если угодно, секты с очень похожими названиями. А раз журналист настолько вольно обращается с фактами, ничего удивительно нет и в том, что он назвал меня, ныне и давно там неработающего, сотрудником (судя по тону статьи – руководящим) неких фирм

с криминальным душком.

Правды ради, я ведь формально был неработающим. Более того – я нарушал закон, так как фактически занимался незаконным предпринимательством, не имея ни регистрации ИП, ни счета в банке, ни лицензии, ни малейшего желания платить налоги. Но, на мое счастье, в данный момент прокуратуру не интересовали мои заработки. Ее даже не интересовал факт сдачи американцам в аренду моей дачи. Я очень надеялся, что дело не дойдет и до жуткого эпизода на этой даче. Вересков снова вернулся к моим делам с Павлом:

– Вы говорите, что обсуждали со Столяровым вопросы религии.

– В общем, да.

– А не могли бы изложить чуть подробнее основные моменты вашей вчерашней беседы?

Ага, щас…

– Мы обсуждали сатанистов, – сказал я.

– Кого? – Вересков, кажется, даже немного удивился.

– Церковь сатаны. А также ее духовных лидеров – ЛаВэя, Кроули. Ну, и про вред, который эта церковь может нанести молодым людям, не научившимся еще разбираться в жизни…

– Вы специально встретились, чтобы обсудить именно эту тему? – следователь легко сумел обнаружить фальшь как раз в нужном месте.

– Не только, – сказал я, понимая, что Вересков уже, скорее всего, допросил Павла и теперь сверяет его показания с моими. – Столяров с подозрением отнесся к представителям американской церкви – той, с которой их перепутал этот журналист Чаповалов. И обратился ко мне за помощью. Если, допустим, я вдруг узнаю, что эти миссионеры – не те, за кого себя выдают, то не мог бы я сообщить об этом ему, Столярову то есть…

– А за кого они себя могут выдавать?

– За христиан-евангелистов. Почти таких же, как церковь, где состоит Столяров. У них есть некоторые тонкие различия, для атеистов несущественные.

– И кем же они тогда является в действительности?

Я пожал плечами. Вересков снова перелистал блокнот. Блокнот Павла. А какого, собственно, черта он находится в руках у следователя?

– Вот, смотрите, что он пишет: «Проверить версию про амер. нац. и солгул». Как вы думаете, что такое «нац. и солгул»?

– Мне такие вещи неизвестны… Это же записная книжка Столярова? Может, он использовал какие-то сокращения, которые только ему известны. Спросите уже его самого! Блокнот у вас, и он должен знать лучше, что в нем написано!

Вересков кинематографическим жестом открыл ящик стола и небрежно переправил туда блокнот.

– Такой еще вопрос, Андрей Николаевич… Можете на него не отвечать, если не хотите. Вы вчера где были около десяти вечера?

– Дома…

– Верю. И, наверное, жена ваша тоже дома была?

– Вне всякого сомнения.

– В это время кто-то из соседей или знакомых вас мог видеть дома? Или, может быть, вы с кем-нибудь по телефону разговаривали?

– Строго говоря, я был не совсем дома.