Код Маннергейма
Шрифт:
Прикрыв покойникам веки, он забросал их сверху наломанным для костра еловым лапником.
— Коля, а они оба умерли? — издалека, не приближаясь, испуганно спросила Анна.
— Да, не бойся — они не воскреснут.
— Господи, как жутко, — не могу, всю трясет. Они не люди, они хуже диких зверей. Давай скорее уедем отсюда, а?
— Да, конечно, сейчас поедем. Только давай посмотрим, что в этом ящике, — мы столько пережили ради того, чтобы узнать, что там внутри. И еще — есть у меня ощущение, что надо нам туда заглянуть здесь, вдвоем, без свидетелей. Ну успокойся, моя хорошая, самое страшное уже позади. Кстати, телефон при тебе? А то я свой еще во время боя где-то посеял…
Она протянула ему трубку, вытерла ладонями заплаканные глаза и постепенно начала успокаиваться.
Николай звонил Дюне:
— Извини, если разбудил… Еще не ложился? Вот и мы тоже. Хочу тебе сказать, что Стасиса надо выпускать. Монгрел — это совсем другой человек… Да уж знаю — его труп передо мной лежит… Нет, не я — где уж мне с таким справиться. Его загрыз насмерть Арсен… Какие шутки, ты что?.. А этот тоже здесь, точнее, его труп… Да, оба
— Ну вот, Стасиса твоего отпустили, — сказал он Анне. — Дюня говорит, он на залив собирался. Наверное, уже добрался и перебудил всех с перепугу, тебя не обнаружив.
Подтверждая его слова, зачирикал телефон. Анна ответила и кивнула Николаю — да, Стасис.
— Не беспокойтесь, с нами все в порядке, мы на Стеклянном, уже собираемся и скоро будем. Вы там Профессора выручайте — он в бункере… А, ну молодцы… Нет, передай всем — нам ничего не угрожает, Монгрел погиб, ну тот, за кого тебя принимали. Ну все, потом расскажу — пока, мы скоро, целую. — И она отключилась, — Говорит, Профессор в бункере наконец ощутил действие алкоголя и мужественно пел «Варяга», да так, что перебудил всю округу.
Николай возился с ящиком. Поддев лопатой, отогнул крышку и с трудом отодрал закисший от времени металл.
Внутри, старательно завернутый в истлевшую уже резину, хранился ящик поменьше, из дерева. Шестьдесят лет назад на совесть упакованный, он не намок и не рассохся, даже прозрачный лак не потускнел.
Николай снял инкрустированную красным деревом крышку, и, опустившись на колени, касаясь друг друга головами, они вдвоем внимательно рассматривали содержимое.
Полуверцев осторожно извлек деревянный цилиндр, сработанный, похоже, из палисандра и украшенный искусной вязью незнакомых знаков. Когда цилиндр осветился отблесками костра, как будто сама собой открылась крышка, и в руку ему скользнул свиток пергамента, плотно намотанный на полированный стержень из матового нефрита.
Ничем не сдерживаемая гладко выделанная кожа развернулась, и сперва они увидели ровные строки незнакомых букв, написанных черной тушью, а потом, замерев на несколько секунд, растерянно переглянулись.
Происходило что-то невероятное, то, во что невозможно поверить…
Окружавшая их ночь по-прежнему хранила свою чуткую тишину, нарушаемую лишь изредка негромким плеском волны да лесными шорохами, а из тайных глубин сознания поднимался и заполнял все их существо голос, нараспев произносивший уже знакомые древние строки:
От Фомы святое благовествование…
Сие есть истинное свидетельство ученика недостойного Фомы Галилеянина, по прозванию Близнец, о жизни, деяниях и воскресении Сына Человеческого Иисуса Христа.
И было так. В Тивериаду Галилейскую в месяц Зиф, когда цвели все деревья, пришел караван с пряностями и благовониями из далеких восточных пределов персидских и индийских. И пришел с тем караваном Человек, светлый ликом. И сердце каждого, кто видел Его, наполнялось радостью и любовью. Было Ему имя Иисус Назорей.
И был там Фома бесноватый, ходивший за верблюдами в ветхом рубище. И пожалел его Иисус, и наложил на него руки не единожды, и запретил бесам, и вышли они вон. И прилепился Фома к Сыну Человеческому, и стал везде за ним следовать. А Иисус отдал ему свое платье, ибо нечем было прикрыть наготу его, и учил много.
И пришли они в день субботний, и вошли в синагогу, и проповедовал там Сын Человеческий, и учил, и говорил им: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие на земле. И нет главнее для человека заповеди великой Отца Моего Небесного: возлюби ближнего своего, как самого себя. Истинно говорю вам: когда все люди станут как братья, приидет Царствие Небесное. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Вы слышали, что сказано в законе Моисеевом: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю: любите врагов ваших, молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда».
И дивились учению его, ибо Он учил их как власть имущий, а не как книжник. И исцелял Он многих больных и одержимых, и скоро разошлась о Нем весть по всей окрестности Галилейской. И запрещал Сын Человеческий говорить о чудесах сих. Но они, выйдя от Него, возглашали и рассказывали. И Иисус не мог уже явно войти в город. И приходили к Нему отовсюду: из Галилеи, Иудеи, Иерусалима, Идумеи и из-за Иордана.
А Фома недостойный приступал к Нему и спрашивал многажды: «Кто Ты, о Равви? Откуда Ты пришел?» И говорил ему Сын Человеческий: «Как ты сейчас Мой ученик, так и Я был учеником мудрецов великих в стране Кем и в восточных пределах. И познал многое, и обучился наукам разным и врачеванию, но скорбела душа Моя, ибо многие знания были уделом избранных. А простые люди проводили жизни свои во грехе, и много горя и печали терпели во все дни. И не ведали, что, коли поверят и познают любовь, то наступит на земле Царствие Небесное, и всякие печали сменятся радостью великой».
И был голос Ему Отца Небесного, и покинул Иисус чертог светлый, обитель мудрости. И пошел проповедовать по всей земле, дабы приблизилось Царствие Небесное. И пришел Он в Галилею, где в селении Назарете были родители Его Мария и Иосиф-плотник, и было Ему от роду тридцать лет.
Так говорил Иисус Сын Человеческий, и запретил Он Фоме до срока разглашать о том…
Ярко вспыхнула, занявшись пламенем, еловая лапа в костре, осветив вязь арамейских букв на пергаменте. Маленькими костерками отразился огонь в блестящих Анькиных глазах, но была она сейчас безмерно далеко от тихого ночного залива — тесно
И вздымались вверх стены застывшего в надменном величии храма иерусалимского — его дворы и портики заполняла пестрая разноязыкая толпа иудеев и прозелитов, пришедших в древнюю столицу Израиля на праздник Пасхи, а в ажурной и светлой эллинской колоннаде дворца Ирода Великого застегивали подернутые патиной медные поножи на усталых, с огрубевшими грязными пятками ногах пехотинцев легионеры одиннадцатой италийской когорты — беспокойным выдался в этой варварской провинции месяц Нисан.
…И взял Иисус перекладину креста, и повели Его на распятие, и не мог Он сам нести, и заставили нести крест Его одного встречного Симона Киринеянина. И пришли они на гору Голгофскую. И распяли Его на стволе старой смоковницы, и поставили над головой Его надпись по-арамейски и по-латински, и по-гречески, означающую вину Его: «Сей есть Иисус, Царь Иудейский». И голени не перебили Его, ибо хотели, чтобы страдал много. А по сторонам от Него распяли двух разбойников Дисмаса и Гестаса, и поносили те Его, и злословили. Пришедшие же из Иерусалима насмехались над Ним, говоря: других спасал, а себя не можешь. Если ты Сын Божий — сойди с креста, и уверуем в Тебя. А стерегущие у ступней его кровоточащих стражники бросали жребий о платье Его.
И был ветер страшный, и занесло всех песком пустынным. От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого, и выли псы всюду и птицы попрятались. И давали стражники Ему уксус с желчью, но не стал пить Он. Около же девятого часа возопил Иисус: «Сила Моя, для чего ты оставила Меня?» И испустил дух. И разодралась завеса в храме надвое сверху донизу, и земля потряслась, и камни расселись, и в страхе бежали все с горы Голгофской. Лишь остались стражи Его, да многие женщины падали ниц, рвали волосы свои и плакали. Была там и Мария Магдалина, и мать сыновей Зеведеевых, и другие. А неверного пса Господня Фому били тростями стражники и отгоняли от креста Его. И стала гроза по всей земле, и вода с небес лилась потопом, то плакало Небо о Сыне Человеческом.
Когда же настал вечер, пришел к римскому прокуратору богатый человек саддукей Никодим и друг его из Аримафеи Иосиф, которых просила о том Мария Магдалина, ибо знали они ее. И отдал им Пилат тело Иисусово, и взяли тело, и обвили его чистою плащаницею, и умастили мирром, и положили в новой гробнице в скале у вод Кедронских, и привалили вход камнем большим. И была с ними Мария Магдалина плачущая, и сидела она у гроба Его. На другой же день в субботу пришли к прокуратору первосвященники и фарисеи и говорили: «Господин! Мы вспомнили, что обманщик тот прорицал: после трех дней воскресну, прикажи охранять гроб, чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: воскрес из мертвых». И послал Пилат с ними центуриона Петрония. На рассвете первого дня недели к ученикам Его, собравшимся тайно в доме одном, ибо искали их слуги первосвященника, пришла Мария Магдалина, бывшая у гроба. И поведала, что Сын Человеческий, как и предрекал до того, на третий день по смерти Своей воскрес. Она была у гробницы и нашла там камень, вход запечатывающий, отваленным, а гробницу пустою, и стражей спящими. И устрашилась она, и пришла в трепет; и явился ей тогда Иисус, и не сразу узнала она Его. И услышав, что Он жив, бывшие с Ним не поверили. Вечером же дня, когда возлежали они в доме том, явился Иисус одиннадцати и говорил им, и поверили тогда. А раба Его неверного Фомы не было с ними, и говорили ему, и не верил он до времени, пока не увидит своими глазами. И сказали о нем: Фома неверующий.
И явился Сын Человеческий вновь, и была с Ним Мария Магдалина, и опирался Он на плечи ей, ибо не держали ноги израненные Его. И сказал Иисус неверному Фоме: «Вот Я; веришь ли, чадо?» И возрадовался Фома, и славил Господа Иисуса Христа.
И явился Сын Человеческий в другой раз ученикам Своим на пути в Галилею, как и предрекал, и говорил с ними. И пошли одиннадцать в разные пределы проповедовать учение Его, как разумели, а пес Господень Фома не мог отлепиться сердцем от Сына Человеческого и следовал по путям Его.
И всюду в восточных пределах и в стране персидской, и других землях встречал свидетельства о Иисусе Христе, что был там, и утешал многих, и исцелял болезни разные, и предрекал приближение Царствия Небесного на земле. И имя Ему там было Исса, и была с Ним Мария Магдалина. И пришел раб Его неверный Фома в страну индийскую, и дошел до пределов тибетских, и…
Чистый и высокий юношеский голос, нараспев читающий древний текст, внезапно оборвался.
В наступившей тишине они явственно услышали смертельную ноту, пропетую спущенной тугой тетивой, и короткий свист стрелы. Зазубренный металлический наконечник, прорвав ветхий коричневый хитон, вошел невысокому худому человеку чуть правее и ниже левой лопатки и, преодолев сопротивление тканей и сердечной мышцы, застрял в пергаментном свитке, спрятанном под одеждой на обожженной солнцем худой безволосой груди.
Стоявший на коленях маленький человек повалился вперед. Испуганная его падением, юркнувшая под камень крохотная черная ящерица, часто подрагивая тонким хвостом и несмело выглядывая из своего укрытия, могла видеть, как на перепачканном дорожной пылью поросшем юношеской редкой бороденкой лице тихо угасала мягкая улыбка совершенно счастливого человека…
Николай нащупал пальцами неровные края небольшого рваного отверстия — самой последней точки незаконченного Евангелия от Фомы — и придвинулся поближе к огню костра, чтобы рассмотреть пергаментный свиток.