Кодекс чести Вустеров
Шрифт:
– Затруднительно дать вам совет, сэр. Предмет слишком громоздок, чтобы подыскать для него подходяший тайник.
– Что верно, то верно. Эта паскудная, прости меня, штуковина занимает чуть ли не полкомнаты.
– Безусловно, шлем бросается в глаза, сэр.
– Вот именно. Власти потрудились на славу, сконструировав головной убор для констебля Оутса. Они желали, чтобы полисмен выглядел внушительно, а посему не стали прикрывать ему макушку скорлупкой грецкого ореха. Эту посудину в непроходимых джунглях не спрячешь. Ну, и бог с ним, -
– Всё равно у меня осталось единственное оружие: такт и изысканная вежливость. Интересно, когда эти два типа заявятся? Должно быть, с минуты на минуту. О! По-моему, рука Закона до меня добралась, Дживз.
Но, предположив, что стукач, если так можно выразиться, который в данную минуту постучал в дверь, был сэром Уаткиным Бассетом, я глубоко ошибся. Из коридора послышался голос Стефи.
– Берти! Открой!
Пожалуй, больше всего на свете я хотел видеть сейчас именно Стефи, но это не означало, что я мгновенно впустил её в комнату. Благоразумие требовало, чтобы я провёл предварительное расследование.
– Ты одна или со своим дурным псом?
– Одна. Бартоломью выгуливает дворецкий.
– В таком случае, милости прошу.
Стефи вошла и увидела перед собой Бертрама со скрещенными на груди руками и пронзительным взглядом. Однако мне показалось, мой суровый вид на неё не подействовал.
– Берти, лапочка:
Девица умолкла, поражённая звериным рычанием, вырвавшимся из горла Вустера.
– Прекрати называть меня «Берти, лапочка». Полицейский шлем - единственная тема, которую я готов с тобой обсуждать. Это ты запихнула его в мой чемодан?
– Конечно я. Не задавай идиотских вопросов. Для того и пришла, чтобы об этом тебе сказать. Помнишь, я пыталась найти для него подходящее место? Я думала и думала, пока моя голова чуть не лопнула, и вдруг меня словно молнией ударило.
– Жаль, что я не молния.
Мой ледяной тон явно её удивил. Она посмотрела на меня с девичьим изумлением, я имею в виду, широко открытыми глазами.
– Но, Берти, лапочка, чем ты недоволен? Тебе-то какая разница?
– Ха!
– Не понимаю. Мне казалось, ты будешь рад выручить меня из беды.
– Да?
– сказал я, и, можете мне поверить, вложил в это слово определённый смысл, чтобы как следует подколоть наглую девицу.
– Сам понимаешь, я не могла рисковать. Представь, вдруг дядя Уаткин обнаружил бы в моей комнате полицейский шлем?
– Ты предпочла, чтобы он обнаружил его в моей?
– Соображаешь, что ты несёшь? Он не может заявиться к тебе с обыском.
– Правда?
– Не валяй дурака, Берти. Ты - его гость.
– Думаешь, это удержит твоего дядюшку?
– Я улыбнулся своей особой улыбкой: горькой и сардонической.
– Заразный старикан понятия не имеет о законах гостеприимства, можешь не сомневаться в этом ни на минуту. Должен тебе сообщить, он определённо собирается обыскать мою комнату, и, насколько мне известно, его до сих пор тут нет по единственной
– Гусика?
– Папаша Бассет гоняется за Гусиком, чтобы как следует его высечь. Но он не будет гоняться за ним всю свою жизнь. Рано или поздно старикашка поймёт, что дичь от него упорхнула, и прискачет ко мне, вооружившись до зубов увеличительным стеклом и прихватив с собой ищейку.
Наконец-то до неё дошло, в каком безнадёж. полож. я очутился. Девица до того растерялась, что даже взвизгнула, а глаза у неё если и не наполнились слезами, то по крайней мере округлились.
– Ох, Берти! Должно быть, я здорово тебя подвела.
– Вот теперь ты попала в самую точку.
– Зря я попросила Гарольда умыкнуть эту дрянь. Я сделала ошибку. Признаю. Но всё равно, зря ты так кипятишься. Пусть дядя Уаткин найдёт у тебя шлем, что с того? Какое это имеет значение?
– Ты слышал, Дживз?
– Да, сэр.
– Значит, со слухом у меня всё в порядке. Говоришь, какое это имеет значение?
– Ну, да. Я имею в виду, твоя репутация никак не пострадает. Всем известно, ты только тем и занимаешься, что тянешь полицейские шлемы почём зря. Одним больше, одним меньше, какая разница?
– Ха! А с чего ты взяла, юная Стефи, что когда ассириец бросится ко мне, как волк к овчарне, вину приму покорно на себя я, а не: как там дальше, Дживз?
– :вскричу, поведав правду миру, сэр.
– Спасибо, Дживз. Так вот, с чего ты взяла, что вину приму покорно на себя я, а не вскричу, поведав правду миру?
Если помните, я упоминал, что совсем недавно Стефи посмотрела на меня широко открытыми глазами. Сейчас они не просто открылись, а прямо-таки распахнулись. По правде говоря, никогда бы не поверил, что такое возможно. К тому же девица снова взвизгнула, вернее, завизжала, причём так громко, что у меня в ушах зазвенело.
– Берти!
– Чего тебе?
– Берти!
– Я тебя слушаю.
– Но, Берти, ты ведь поможешь Гарольду выкрутиться? Возьмёшь вину на себя? Ты сам говорил сегодня днём, его могут лишить духовного сана. Я не позволю, чтобы его лишили духовного сана. Куда он денется, если его лишат духовного сана? На викария без духовного сана будет коситься всяк, кому не лень. Почему ты не хочешь сказать, что это ты украл шлем? Тебя всего-навсего выкинут из дома, а ты ведь и сам не хочешь здесь оставаться, правда?
– Возможно, тебе неизвестно, что твой полоумный дядюшка собирается засадить исполнителя данного преступления в кутузку.
– Ох, нет. В худшем случае он тебя оштрафует.
– Как же! Он лично меня заверил, что упрячет негодяя за решётку, и не поморщится.
– Наверняка взял тебя на испуг. Уверена, когда он говорил:
– Даже не надейся. Не было в его глазах озорного огонька.
– Ну, тогда вопрос решён. Я не могу допустить, чтобы мой любименький Гарольд торчал в тюрьме.