Кодекс чести
Шрифт:
Небольшая, толстостенная металлическая дверца подалась. Наклонившись едва ли лицом не до пола, Лунек заглянул в сейф. И от сердца отлегло. Небольшой кейс, хранившийся в нем, оказался на месте.
Неужели ему все это почудилось? Хотя, вроде бы, и рано страдать маразмом, но чего не бывает. Все-таки, жизнь у вора была не из легких. Вдосталь пришлось нахлебаться тюремной баланды и попутешествовать по северным зонам.
Привычным движением руки он подвинул к себе кейс, открыл его, и почувствовал, как сердце сжалось, а кровь перестала пульсировать по жилам. Внутри его похолодело.
Кейс оказался пуст.
– Сука. Она обобрала меня. Украла, –
Не поверят, если каким-то образом узнают о случившимся. А это, скорее всего, может произойти, если он сам признается им. А если он будет молчать, то какое-то время еще сумеет прожить. Но за это время можно что-то придумать. Можно спасти себя, если удастся договориться с этой пройдохой Софи. Надо пообещать ей миллион долларов. Нет, два миллиона. И она согласится.
Лунек быстро набрал номер сотового Софи. И услышал в ответ неутешительное, что абонент не доступен. Черт бы побрал эту девчонку. И где только может ее носить. Следующим звонком Лунек вызвал к себе личного охранника Эдика, попросив его немедленно приехать. И когда тот приехал, попросил его немедленно съездить к Софи. Особенно о подробностях распространяться не стал. Велел телохранителю делать с девчонкой все, что тому придет в голову, но чтобы она немедленно вернула украденное из сейфа.
Говоря так, Лунек понимал, что рискует. Охранник ведь у него недавно, может, не стоит ему доверяться. Но другого выхода у старого вора не было. Да и не мальчишка он, чтобы самому гоняться за взбалмошной девчонкой по всей Москве.
– Можешь ей пообещать от моего имени два миллиона долларов. Лишь бы она отдала то, что у меня украла из сейфа, – сказал Лунек.
– Георгий Васильевич, могу я хотя бы узнать, что это? – вкрадчиво спросил Эдик. На что вор упрямо покачал головой.
– Нет. И это для твоего же блага. Если уговоришь ее, она передаст тебе большой, толстый конверт. Ни в коем случаи не открывай его. Не забудь мои предостережения. Если хочешь жить, – напутствовал вор своего телохранителя. – Ты пойми, это не угроза. Это предостережение. Я не хочу, чтобы ты оказался в той грязи, в какой оказался я. Ты еще молодой. Ну, давай, иди. И пусть тебе сопутствует удача.
Когда телохранитель ушел, Лунек обернулся в угол гостиной комнаты, где стоял огромный фикус. Это древовидное растение с большими продолговатыми листьями было с ним, всю его жизнь. Единственное, что досталось в наследство от умершей матери. Она любила этот фикус, всячески лелея и оберегая. А еще, он был кусочком памяти той далекой предвоенной жизни, в которой Гоша Луньков оставил все. И цветок этот, не просто растение, а эпоха, которую они прожили вместе.
Показалось, будто за широкими листьями фикуса мелькнула чья-то коварная тень. И уставившись в угол, Лунек вдруг почувствовал себя потерянным. Мир такой огромный. И жестокий. Таким его сделали люди. Когда-то Лунек сам проявлял жестокость по отношению к другим. Неужели теперь настало время платить по долгам. Его, Лунька, время.
– Не дождешься, костлявая, – надтреснутым голосом произнес
И в этот момент в двери раздался звонок.
В дверной глазок вор увидел девушку. Минуту решал, открыть или нет. Может лучше не открывать, пока не приехал телохранитель. Но рука сама собой потянулась к замку.
Открыв дверь, он увидел, как с верхнего этажа по лестнице стремительно сбежал парень и очутился перед вором. Закрыть дверь Лунек не успел. Парень толкнул его, и вор отскочил в коридор, больно ударившись спиной об угол старинного комода, без нужды стоявшего в прихожей.
Милое создание в короткой юбочке, запорхнуло в квартиру следом за парнем. В другой бы раз Георгий Васильевич с удовольствием осмотрел ее ладненькую фигурку и симпатичную мордашку, с которой не сходила улыбка. Но сейчас красотка ему казалась исчадием зла. А ее напарник и вовсе, пришедшим из ада. Не сводя с Лунька своих черных глаз, он достал из-под куртки пистолет с навернутым на ствол глушителем.
Вор покосился в угол, на сломанный фикус. Померещиться не могло. Он действительно увидел там черное пятно, которое медленно раскачивалось из стороны в сторону. Похоже, тень костлявой ликовала. И Лунькову ничего другого не оставалось, как смириться с тем, что сейчас должно произойти. Плечи его опустились, а ноги сделались точно ватными. Ни о каком побеге не стоило и помышлять. Да и куда бежать из собственной квартиры.
– Могу я хотя бы узнать, за что вы хотите меня убить? – сорвался с его губ вопрос. Хотя можно было и не спрашивать. Наверное, спросил он от страха. Уж слишком тяжела эта минута расставания с жизнью.
Парень улыбнулся.
– Ты оказался плохим хранителем, – сказал он.
Лунек мучительно пытался сообразить, кто подослал к нему киллера. Воры? Или те, другие? Теперь можно было думать на кого угодно. Одно только он знал точно, это не менты. Ментам он нужен живой. Убивать его они бы не стали.
– Но как узнали?.. – размышляя вслух, произнес вор, но тут же догадался: – Ну, конечно. Как же я сразу не догадался. Эдик. Щенок. Он продал меня, иуда. Сколько же ему отвалили? – усмехнулся вор.
Парень смотрел ему в глаза, не отводя своих черных, как у цыгана глаз.
– А разве сейчас, это так важно? – спросил он.
Луньков покачал головой. Киллер был прав. Действительно, сейчас уже ничего было не важно, потому что вор стоял на пороге вечности. Он увидел, как рука, державшая пистолет, вскинулась на уровне его лба. Вздрогнул. И тут же почувствовал удар. Удар пули.
За сломанным фикусом в углу кто громко захохотал.
Грек едва успел вытереть влажные губы, а Федор убрать бутылку со стаканами со стола, как дверь открылась, и в кабинет к Туманову протиснулся полковник Васильков. Войдя, он распрямился, едва не касаясь головой свисавшую с потолка лампочку, хмуро оглядел сразу присмиревших Грека с Ваняшиным, потом положил на стол перед Тумановым несколько фотографий.
Капитан Грек сидел, сжавшись, боясь раскрыть рот. Они с Ваняшиным успели пропустить по сто грамм, а Федор не успел. Услышав тяжелые шаги в коридоре возле своей двери, майор вовремя среагировал. Следы пиршества немедленно исчезли со стола. Теперь те, кто пировал, а именно лейтенант с капитаном, замерли, боясь, лишний раз выдохнуть переполнявшую рот горечь, чтобы не дай бог, она не попала на «батяню». Поэтому говорить пришлось Туманову.