Кодекс Хранителя
Шрифт:
Глава 21
Хадисе снился сон. В нем была ночь в багровых тонах и красная луна в алом небе.
Девушка шла по пустынным коридорам мимо бьющихся за стенами сердец, каждое из которых отвечало за чью-то жизнь. Нескончаемый, длинный, он словно прочерчивал не одну сотню метров и не одну судьбу. Сквозь десятки дверей ей чудились чужие мысли и желания. Казалось: войди в любую комнату, прикоснись к любой из жизней — и тут же во врагах вспыхнет страсть, а между любовниками — насилие. В каждом сердце родится свой соблазн и свой ад…
И все же она не останавливалась
Одноместная. С широкой кроватью, добротным письменным столом и уютным креслом. Мягкий ковер приятно гладил ее босые ступни, а зеркало, висевшее на стене, упрямо отказывалось ее отображать. Самсон стоял к ней спиной. Полностью погруженный в мысли, он стащил с себя водолазку и откинул на пол, где уже валялась его форменная жилетка, потом ухватился за пояс мягких трикотажных брюк и начал развязывать узел. Мускулы на его руках перекатывались, завораживая ее неискушенный девичий взгляд. Обнаженная израненная кожа манила дотронуться. Поддавшись наитию, Хадиса едва ощутимо провела пальцами по его позвоночнику и в нерешительности отдернула руку. Самсон замер, стоило ей коснуться его, а после развернулся и уставился на нее. Лицо его в этот миг было нечитаемым, застывшим, словно каменная маска.
Может, он действительно застыл? Хадиса снова потянулась к нему и теперь уже коснулась лица, ощущая под пальцами лёгкую, незаметную с виду щетину.
Виртуозов медленно взял ее руку в свою и отнял от лица. Странно их ладони смотрелись вместе. Его самая обычная, белесая в ночной темноте, ее же — полупрозрачная, сотканная из красного света, полыхающая алыми всполохами.
— Кто ты? — Он смотрел прямо в глаза, и она видела в них отражение его демонической сущности, запертой под его кожей и пульсировавшей неведомой и опасной силой.
Вместо того, чтобы ответить, она подалась к нему и коснулась своими губами его губ. Таких знакомых и незнакомых одновременно. Горячих и манящих, сводящих с ума.
Ее поцелуй был полон осторожности. Она смаковала его губы так, как хотела бы почувствовать его сама. Нежно, осторожно, слегка дразня и не принуждая ни к чему большему. Самсон не отвечал, но и не отстранялся. Прикрыв глаза, он позволил ей вытворять со своим ртом все, что ей заблагорассудится. Его рука все также сжимала ее запястье, и их немое общение ни капли не сдвигалось с места.
— Линн… — выдохнул он ей в губы, и почему-то от этого стало чертовски больно.
Шум воды ворвался в ее сознание слишком неожиданно. Распахнув веки, Хадиса с немым укором уставилась в потолок, так, словно он был виноват в ее пробуждении. За ширмой, огородившей ее кровать, кто-то ходил. Бренчали ведра, а вскоре зашуршала швабра. Убирались…
Бесшумно встав с кровати, девушка недовольно отметила на себе больничную сорочку и сразу же стянула ее через голову. Одежда ее, как и в предыдущие разы, лежала в прикроватной тумбочке. Там же была ее сумка, правда, уже без учебников. Наверное, девочки забрали еще вчера. Быстро облачившись, провела ладонями по складкам, привычно распрямляя их. После принялась за волосы и только в последнюю очередь за лицо. Закончив, отодвинула ширму
Семь утра…
Камилла, насупившись как индюк, мыла пол, почему-то не используя для этого дела магию.
— Я могу идти? — тихо спросила Хадиса, остановившись напротив нее. Девушка резко выпрямилась, перекинув швабру в левую руку.
— Иди, — после секундного молчания ответила она, странно скользя по ней взглядом. — Если ничего не забыла.
Тон был неприятен, впрочем, Хадиса списала это на недосып. Забывать здесь ей было нечего. Вещи при ней, сорочка местная. Поправив на плече сумку, она выдавила из себя милую дежурную улыбку и, пожелав хорошего дня, вышла.
Соседняя дверь в смежную палату отворилась одновременно с ее дверью, и оттуда вышел уже знакомый рыжий толстяк, а следом за ним Самсон, сосредоточенный и непривычно резкий в движениях. Лицо было в царапинах, ладони — тоже. Форма закрывала все остальное, но Хадиса понимала, что, скорее всего, царапин намного больше. Во сне он тоже был ими покрыт… Может, и сон был непростой.
Хадиса даже не заметила, как замерла, разглядывая его. Виртуозов прошел мимо, скользнув по ней хмурым взглядом. Слишком холодным и отличным от того, что был позавчера. Слишком сдержанным по сравнению с тем, что он дарил Линн. Стоило ему скрыться за поворотом, как Хадиса повернула в противоположную сторону и нерешительно открыла дверь, из которой он вышел.
Ширмы были отодвинуты. По полу тянулись провода, а у стен стояли датчики и другая непонятная аппаратура. На одной из кроватей она сразу узнала Линн, которую было непривычно видеть вживую, а не в видении. В палате больше никого не было, и Хадиса застыла в нерешительности. Наконец, она осторожно подошла к спящей девушке, разглядывая ее.
Черные тени залегли под ее глазами, кожа была слишком белой, без румянца. Не особо длинные волосы были заплетены в две косы и едва доставали до груди. Они были ярче, чем у близняшек, и все же такие же розовые. Губы выглядели непривычно ярко на всеобщем фоне, да и растрескались, явно от горячки.
Дверь в подсобку отворилась, и оттуда вышла Велена. Голубоглазая, с поразительной шевелюрой и не менее удивительными особенностями тела. Хадиса ее хорошо запомнила ещё со вчерашнего дня. Да и трудно было не запомнить кого-то с такой выразительной внешностью.
— Ты ко мне? — ничуть не удивилась она, улыбнувшись. — Пришла спросить о Владе?
Кирин не нашлась что ответить. Память подкидывала ей лишь одну личность с таким именем, но девушка была уверена, что видела того парня лишь в видении.
— Камилла не рассказала, да? — Голос ее был звонким, похожим на перезвон колокольчиков. Из-за этого, несмотря на всю серьезность лица, голос казался весёлым и задорным.
Велена тяжело вздохнула и, бесцеремонно ухватив озадаченную Кирин за руку, потащила в подсобку. Плотно закрыв дверь, она пригласила Хадису присесть на кушетку, а сама села напротив. Рассказ не был длинным. И все же от него начинали трястись руки.
Сказать, что Кирин была удивлена, это ничего не сказать.
Ее опять использовали, и она опять не смогла ничего сделать. Как овца, которую специально вскормили для поднесения на жертвенном камне, а затем на нем же убили.