Кодекс Хранителя
Шрифт:
Входная дверь оказалась запертой, а на замке замысловатым узором искрилась магическая печать. Где-то на улице опять взвыл оборотень.
— Как ты думаешь, это Ррухи? — спросили они хором друг дружку и так же вместе ответили: — Нет.
Раздраженно вздохнули, встретившись угрюмыми взглядами. Их собственная синхронность вводила девочек в уныние. Ведь раньше они все же как-то отличались, хотя бы на ментальном уровне. Теперь же отличий не было, и их общий разговор напоминал бред сумасшедшего в одиночной камере. И это близко не стояло с тем, как проходила их жизнь в Улье, под боком Великой Матери. Приняв решение не озвучивать
Однозначным был тот факт, что магическая закорючка была защитой от взлома. Вот только кто в здравом уме будет взламывать ночью вход в студенческий, почти что монашеский корпус? Стоило подивиться, как за дверью раздались шепот и тихое переругивание. Ответ нашелся на удивление быстро, и жажда увидеть лица смельчаков буквально взыграла в близняшках, отсекая здравый разум и пробуждая хищные инстинкты. Все же последние две закольцовки слишком сильно перекроили их разум.
* * *
Влад задумчиво оглянулся, пока их главный взломщик, коренастый и абсолютно лысый парень, изучал защиту. Вой оборотня напрягал. Кое-где в окнах начал загораться свет, что совсем не играло на руку.
— Поторопись, — отрезал он, обращаясь к взломщику. Лысый фыркнул в ответ и вытащил из кармана склянку с мерцающей слизью.
— Ты серьезно? — Глаза Влада полезли на лоб.
— Не дрейфь, Мухотряскин, — прогундосил в ответ его сокурсник и даже лысой бровью не повел на то, как перекосило Влада. Фамилию свою он ненавидел. — Ну, типа все… Можем валить…
Впрочем, свалить не успели. Бахнуло знатно, откинув их на добрый десяток метров.
— Мать твою… Ананьев нам потроха выест… — прошептал Влад.
— Было б чему печалиться, — пожал плечами Лысый, поднимаясь и довольно оглядывая покосившуюся дверь. Та со скрипом бухнула перед их ногами, открывая чудное зрелище на двух слегка закоптившихся фей с подрагивающими от нервного перенапряжения крылышками.
— Смотри, сестренка, тела! — разом ткнули они друг дружку под ребра и, нервно дернувшись, одновременно оскалились острыми зубками. — Свеженькие!
Глава 19
Влад Мухотряскин всегда был лучшим. Любимец девушек, свой среди парней, тот, с чьим мнением считаются даже взрослые.
То, что ночью в лазарет заявился именно он, не вызвало особого удивления. Однако, по правде говоря, кое-кому едва хватило выдержки, чтобы остаться незамеченным.
Нежная и неуверенная Велена, наполовину — наяда, наполовину — коктейль из различных рас, этой ночью как раз присматривала за адептами под натужный храп Полевы. Она и заметила неладное.
Нет, она не слышала шума, вопля или чего-либо ещё. Она даже не подсматривала. Просто, как и обычно, сидела на стульчике напротив больных и пыталась привести в порядок свою абсолютно прозрачную щиколотку. Дело не спорилось, под прозрачной поверхностью то появлялись, то исчезали мелкие кровяные сосуды. Кости, вторя кровеносной сетке, занимались не меньшей игрой: они с завидным постоянством превращались в крошечных мальков и плавали себе, словно в аквариуме, попутно не забывая пощипывать края здоровой плоти. О том, чтобы привести в порядок мускулы, даже речи не шло.
Неприятная иллюзия, с которой девушке всегда было сложно бороться.
Не сказать, что происходящее приносило какой-либо
Велена же страдала от одного вида своей щиколотки, чувствовала себя нелепо и глупо. Ей казалось, что все смотрят на ее ногу и обсуждают. А когда такое происходило, волосы на ее голове начинали шевелиться, словно живые. На этом сказывалась вторая массивная доля ее генетического наследства, в которой явно поучаствовала какая-то не слишком разборчивая в связях горгона.
Все это висело непосильным грузом на ее хрупких девичьих плечах, вгоняло в тоску и уныние и порядочно снижало самооценку.
Именно когда ее щиколотка в очередной раз начала превращаться в "аквариум", произошло неладное. Влажный от ее недомогания пол неожиданно начал затягиваться белесой изморозью, и девушка едва успела одернуть ноги, поскольку сейчас запросто могла примерзнуть.
Прецеденты были.
Проследив взглядом за морозной дорожкой, Велена уставилась на смежную с соседней палатой стену и вмиг забыла про личные проблемы. Ледяной морок Мухотряскина она узнала сразу. А ещё она знала, что там внутри — Камилла, которая постоянно то бросала Влада, то ему поддавалась и иногда даже мечтала о нечто большем.
Полева спала в подсобке. Будить ее не хотелось, старушке нужен был отдых. А разобраться стоило. Однако сказать, что девушка могла что-то противопоставить адепту пятого курса, будет ложью.
Велена это понимала, отчего поджилки ее начинали трястись, а нога превратилась в "аквариум" аж до колена. При этом чудные бирюзовые волосы бедняжки встали дыбом и начали колыхаться, словно змеиный клубок.
Поэтому, стараясь не строить из себя супергероя, девушка дождалась, когда изморозь истает, и лишь тогда тихонечко проскользнула сначала в коридор, а после уж в соседнюю палату. Увиденное ее ни капли не удивило. Привыкнув за четыре года к различным проделкам адептов, студентка нырнула в подсобку и, не обращая внимания на сопящую Селенцию, быстро нашла под столом скрытую сигналку. Магическая печать, напоминавшая с виду расписную вязь, вспыхнула зеленоватым светом.
Дело было сделано.
В тот миг, когда за окном в первый раз взвыл оборотень, в палате, которую ещё недавно посещал адепт Мухотряскин, уже копошились студенты медицинского. Не успевшая уснуть Гемарта Дич не мешкая дала новое задание для практикума и, теперь позевывая, восседала в центре палаты на стуле и вальяжно покуривала самокрутку. Тем временем ее студенты изучали два попавших в их загребущие ручонки организма. А именно: застывшую у входа Камиллу с пузырем на голове и обколотую Хадису, пребывающую в забвении.
Именно благодаря такому подходу даже самый слабенький ученик Гемарты всегда высоко ценился, потому что, выходя из Академии, эти будущие медицинские светила уже наперед знали и то, как провести обследование ночью, и то, чем отличается обколотый демон от обкуренного, и то, почему результаты обследований в полную луну самые непредсказуемые.
Камилла периодически материлась и взывала к деканше о милосердии и снисходительности. Но, поскольку пузырь с ее лица так никто и не снял, взывала она беззвучно и напрасно.