Кодекс Хранителя

Лылык Екатерина

Пространство вспыхнуло красным. Многоголосьем разлился фривольный стон…

Взвыв над своими не вовремя переключившимися мозгами, Хадиса едва успела юркнуть в сторону, уворачиваясь от увесистого Самсонового кулака… Краешком зрения опять заметила рога и чуть губу не прикусила от досады… А точнее, получила подножку и заехала носом в землю. Ах, если бы Виртуозов на этом остановился. Но нет, он еще и ботинок ей в попу впечатал, перенеся на многострадальную пятую точку весь свой вес.

— Где Ананьев?!

— Пусти, крас… братан! Будь другом!

— Бесишь… — Пихнув прозрачную тварь пяткой,

Самсон быстро поставил ее на ноги и ухватился мощной пятерней за лицо, болезненно его сдавив. — Отвечай.

Ответить Хадиса, увы, не успела — ее сознание провалилось глубже. Все затянуло блеклыми красками. Перед глазами вспыхнул листок, на котором знакомым почерком старосты был выведен план соблазнения Анониса Ананьева. Она помнила этот текст. Щеки вспыхнули, а по обе ее стороны материализовались близняшки.

— Не дрейфь. Мы будем подсказывать…

* * *

Анонису Ананьеву казалось, что сердце остановилось. Прошли минуты, а может, и десятки лет, сотни тысячелетий… Сквозь густой туман пробилось собственное сердцебиение, птичьи трели и голоса. Стоило открыть глаза, как ему улыбнулась девушка: черноволосая, сероглазая и до одури кого-то напоминающая.

— Как хорошо, что Вы проснулись, — обрадовалась она и, подскочив на ноги, развернулась к двери. Удивленно сглотнув, мужчина в полной мере оценил ее изломанное, дергающееся при каждом шаге тело.

Калека…

Аккуратное белое платье, казалось, только подчеркивало несовершенство красотки.

— Ты куда? — спросил он и подивился, насколько сильно осип его собственный голос.

— К настоятелю, конечно же. — Она остановилась, полностью обернулась и взглянула на него с сочувствием. — Я понимаю Вашу ненависть ко мне, но я все равно о Вас забочусь, как и положено жене. — Ее натужный глубокий поклон сквозил преданностью, отчего голова начала идти кругом. — Пожалуйста, больше не пробуйте прыгать из окна. Если в следующий раз переломаете позвоночник, я физически не смогу Вам помочь…

Это сон? Запах, прикосновение ткани, щекочущий щеку волос… Слишком детально.

Препараты? Ноотропы или, может быть, нейролептики? Первое… Возможно, это они, да.

— Постой… жена, — выдохнул Ананьев, силясь вспомнить, когда она такой стала. Но внутри него память открыла лишь черную химерную бездну. Слишком спутанные воспоминания. И все же лицо знакомо. С природной недоверчивостью он выдал следующую фразу: — Позже к настоятелю. Давай долг исполняй…

Ее серые очи, обрамленные черными пушистыми ресницами, широко распахнулись, а брови взмыли вверх, полностью скрывшись под челкой. Ее неподдельное удивление обескураживало. Разве она не жена?

— К-какой долг?

— Супружеский, — выдохнул он, чувствуя, как возбуждение накатило на него непривычной волной. Мысли спутались ещё сильней, противореча одна другой и увиливая в совсем иное русло.

Он знал лишь одно с полной уверенностью: его жена должна быть особенной. Но он видел лишь девушку, послушно расстегивающую пуговицы, испуганно поджимающую губы при этом. Пальцы ее путались, и внимательный взгляд Ананьева уловил в этом странный подтекст, сотканный из страха и нетерпения. Вскоре ткань скользнула к ее тонким щиколоткам, и перед его глазами действительно предстало то, отчего дыхание перехватило, а

сердце ёкнуло: сквозь черную сетчатую ткань, которой впору было рыбу ловить, а не вместо белья носить, просвечивали бесконечные витиеватые шрамы. Во скольких кровавых ритуалах побывало ее тело — только Многоликому было известно… Он узнавал эти знаки, черные и уродливые: ее пили, много-много раз, лишая силы раз за разом.

Мог ли он пить свою жену? Наверное, мог. И в этот момент он поверил. А она тем временем послушно стояла перед ним: боясь, дрожа и при этом призывно улыбаясь и пронзая взглядом сквозь полуопущенные веки… Мазохистка во плоти… Преданная и непоколебимая, в странном прозрачном одеянии, ничуть не скрывающим ни наготы, ни изувеченной кожи…

Самое дикое в этом было то, что он чувствовал ее истинно светлую сторону. Его жена была Хранителем до мозга костей…

Когда на этом уровне подсознания появился Виртуозов под руку с полуживой прозрачной тварью, Анонис успел прожить парочку лет и даже похоронить не вовремя почившую супругу. Виновника злоключений декан узнал не сразу, а вот ученик быстро привел мозги ученого мужа в нужную кондицию.

— А где ж мой скальпель? — только и смог выдавить Анонис, осознав всю степень приключившейся с ним несуразицы. Юмор ситуации был в том, что на тот момент он все еще не проснулся, находясь в самых нижних слоях своего подсознания.

* * *

Солнце садилось медленно. Облака поддело золотистым цветом, отчего все вокруг стало чуточку ярче.

Камилла Рылова, брошенная вероломными феями на крышу, задумчиво смотрела на то место, где у всех остальных построек академического комплекса должен был находиться вход на этажи. Крыша была удобной для перемещения. С плоской смотровой площадкой, башенкой и слегка покатыми боками, с которых еще надо постараться упасть.

Вход должен был быть в башенке. Однако ни двери, ни проема в ней не наблюдалось. Зато с южной ее стороны красовался огромный мягкий нарост из тончайшей белоснежной нити. Почти два метра в длину и метр в ширину, он не доставал до ее остроконечного навершия каких-то пятьдесят сантиметров… Обойдя башню по кругу и оценив, что некоторые нити охватывали ее полностью, Камилла пришла к неутешительному выводу: именно моток закрывал единственный вход. Оглядев находку внимательнее, она еще больше уверилась в этой мысли. Делать было нечего, пришлось заняться вандализмом и начать его вытаскивать из прохода. Нить была тоньше волоса и тем не менее рвалась не хотя. Магии почти не слушалась, а потому Рылова больше налегала на силу, попросту вырывая из мотка целые куски. Пальцы начало жечь от мелких порезов, однако Рылова уперто продолжала свое дело…

Какое же было ее удивление, когда после отрывания очередного клочка ее пальцы наткнулись на теплую человеческую кожу.

Не раздумывая ни секунды, девушка протиснула руку в образовавшуюся дыру. Пальцы скользнули по коже чужого лица, отрывая от него приклеенные нити и ощущая шершавость явно мужского подбородка. Кожа не была ни вспотевшей, ни опухшей. Твердых гематом или плотных синяков тоже не ощущалось. На шее хорошо прощупывался спокойный пульс. Глаза были на месте, она даже чувствовала, как они бегают под веками, словно пострадавший был в состоянии быстрого сна.