Кодекс Крови. Книга ХVIII
Шрифт:
«А смысл? — не мог понять этого действия учёный. — Зачем гробить кусок материка, если я могу покинуть это место в любой момент? Или я просто не вовремя? А эвакуация потому и была проведена, чтобы не угробить людей?»
Мыслей было много, и постепенно Саптама склонялся к последним выводам.
«Надо же, как я не вовремя! Так всё хорошо рассчитал… Теперь снова придётся выжидать, а Творец не любит ждать».
Уже собираясь покинуть негостеприимное место, Саптама машинально отметил, как в мире появились одна за одной семь фигур, шесть из которых были уже знакомы ему. А вот седьмая тут же исчезла, чтобы вновь явиться уже напротив
— Ну здравствуй, братец!
Глава 11
— Ну здравствуй, братец! — Саптама с насмешкой разглядывал меня, как букашку под лупой.
— И тебе не хворать!
Я ответил ему тем же. Демонстративно окинул взглядом снизу вверх и ухмыльнулся. Ведь с виду книжный червь, а сколько успел натворить. Иному злодею на несколько жизней хватит. Целеустремлённый, с*ка, этого не отнять.
— Отчего-то ты не рад брату по Обители, — ехидно улыбался тот. — А как же обняться?
— Райордан с тобой уже дообнимался. Это чуть не закончилось смертью родного нам мира, — не удержался я от шпильки в адрес возвысившегося.
— Да брось ты, — отмахнулся Саптама, вынимая из заплечной сумки два стеклянных шара с клубящейся внутри магией. — Меньше пафоса. Миры никто не уничтожал. Всего лишь очищали лабораторию после предыдущего неудачного эксперимента. Уборку проводили, только и всего. И вообще, ничего личного. Рай мне нравился, интересный дракон, открытый экспериментам. Но наука требовала свою плату. Я, если подумать, за тот эксперимент расплатился сполна. Пришлось переродиться и по новой проходить возвышение. Мне только для перерождения несколько тысяч лет понадобилось, а уж для повторного восхождения пять сотен лет потребовалось. А вот как ты столь шустро по лесенке забрался? Года ведь не прошло после смерти… Хотя нет, стой. Скорость времени. Точно. Но всё равно чуть больше трёх сотен по меркам родной колыбели и чуть меньше года по меркам этой.
— Умер пару раз неудачно, — сыронизировал я, ни капли не соврав.
— Да нет, дорогой Трайодасан. Я бы сказал, что подох ты очень даже удачно. Нужно продолжить эту традицию.
Несмотря на сказанные слова, Саптама абсолютно не проявлял враждебности. Я не чувствовал колебаний магии. Уж в своей то «стихии» я мог быть уверен. Но нет. Саптама даже не готовил каких-либо убойных конструктов, не расчерчивал ритуальных фигур. Вообще ничего. Такое ощущение, что он не убивать меня пришёл, а поболтать заскочил на огонёк.
— Саптама, а зачем тебе всё это? Какова цель? — мне стало на самом деле интересно. — Ты уже бог, можешь взять любой из малоразвитых миров и творить, что твоей душе угодно.
— Тебе не понять, ты не учёный! — отмахнулся раздосадовано Саптама. — Никто из тех, кто возвысился до и после меня, не обладал столь же яркой жаждой познания. Все они хотели власти, силы, и совершенно никто не имел того полёта фантазии, что необходим богу. Зачем таким миры, если всё ими созданное вторично? Они используют чужое, комбинируя существующие наработки. Никто из них не создал ничего нового. А я создал! И для дальнейших экспериментов мне нужна колыбель с месторождением адамантия. Любой малоразвитый мир по сравнению с колыбелью всё равно что хижина знахарки в сравнении с камерой полной регенерации. Совершенно разные возможности для проведения экспериментов. Если бы наша покровительница согласилась на моё предложение, то я бы не появился у тебя на пороге.
«Ты
— То есть тебе нужен мир с адамантием и всё? — делано удивился я.
— Да. Ни к тебе, ни к Великой Матери у меня нет никаких личных счетов. Мне, по сути, безразлична ваша судьба. Но сейчас между мной и моей личной колыбелью стоишь ты. Ты — мой пропуск в высшую лигу.
— Так давай просто отыщем тебе бесхозный мир-колыбель и развлекайся, сколько влезет, — предложил я самый простой вариант.
— Святая простота. Все колыбели давно розданы во владение, — покачал головой учёный, удерживая в руках один из стеклянных шаров. Такие предложения, подтверждённые Вселенной, случаются едва ли не раз в десятки тысяч лет.
— Я просто не вижу смысла воевать.
Со стороны казалось, что я тяну время, иду на уступки, возможно, даже боюсь его. Но дело было совершенно в ином.
Права была Великая Мать, ругая меня за высказывания в сторону Вселенной. Вселенная, оказывается, та еще с-су… сумасбродка! Мои слова про самозащиту она восприняла буквально. Настолько буквально, что преобразовала их в подобие обета. Пока Саптама не проявлял против меня агрессии, я даже атакующий конструкт не мог заготовить. Надо бы запомнить, что Вселенная, оказывается, у нас дама мстительная и с чувством юмора.
Вот и болтал я с братом по Обители обо всём, вызнавая его планы, как герой третьесортного бульварного романа.
— А разве кто-то что-то говорил про войну? — удивился Саптама. — Нет, война не мой профиль! Просто в одной далёкой-далёкой галактике, свихнувшийся маг крови провёл излишне кровавый эксперимент, превратив все окружающие биологические формы жизни в кровь для собственного усиления. А я весь такой прекрасный в белом… — он запнулся, оглядывая себя, — … пусть будет халате, а не пальто, уничтожил его, пока эксперимент не вышел из-под-контроля и не уничтожил всё живое! Лови!
Стеклянный шар полетел мне в грудь, и я на чистых рефлексах попытался поймать его. Но не успел даже сомкнуть пальцы — сфера лопнула в воздухе, выпустив наружу клубящийся алый туман.
— Что за?..
Дым не был похож на обычную магию. Он вёл себя… живым. Не рассеивался, не подчинялся законам физики — вместо этого мгновенно сгустился, потянулся ко мне, как голодная тень. Первый же клочок, коснувшийся кожи, вызвал дикую боль — будто кто-то влил раскалённый свинец прямо в вены.
— Милости прошу в мой последний эксперимент, — усмехнулся Саптама, наблюдая, как я безуспешно пытаюсь стряхнуть алую паутину. — Это не магия, братец. Это живое существо. И оно голодно!
Тело начало отказывать. Мышцы сводило судорогой, дыхание перехватило. Я видел, как кожа под дымом алеет, превращаясь в алую слизь, но не чувствовал ничего, кроме всепоглощающего холода.
Хватило всего нескольких секунд, чтобы я умер.
Великая Мать Кровь целенаправленно шла по трём адресам в Чертогах: к Смерти из приличий, все разборки проходили в её колыбели. Не поставить в известность владелицу было бы неуважением. К Системе как к представителю вражеского лагеря. Которая, несмотря на все противостояния, сохранила всё же некие понятия чести. К Хаосу, который несмотря на неоднократные предательства и метания между лагерями, был первородной силой. Его слово имело вес.