Кодекс Люцифера
Шрифт:
За невозмутимым лицом епископа Хлесля кипели мысли. Прислала ли судьба ему союзника? Но союзник, подобный этому, хуже, чем целая тысяча врагов. Он может и дальше прикидываться идиотом и посоветовать монаху идти своей дорогой, но что тогда предпримет этот доминиканец? Уж он-то точно не дурак, ведь удалось ему как-то найти дорогу к нему, епископу Мельхиору. Если его просто отпустить, монах продолжит в том же духе и превратится в совершенно непредсказуемого участника этой проклятой игры. Пожалуй, стоит попытаться повлиять на него, даже если он и догадывается, что это подобно попытке провести помешавшегося
– Ну ладно, – сказал епископ наконец. – Я, кажется, нашел связь между некоторыми фактами. В которые, кстати, я совершенно не верю.
Монах-доминиканец промолчал. Его запачканные очки тускло поблескивали. Он не пытался заставить епископа поменять свое мнение, и Мельхиор Хлесль неожиданно понял, что в одном этот человек определенно не соврал: он действительно не хочет, чтобы библия дьявола пришла в мир людей. Перед его мысленным взором возникло видение: дверь позади алтаря и лестница, ведущая в никуда.
– Твой брат in dominicoсейчас в Праге? Боюсь, он не там ищет, – медленно произнес епископ Мельхиор.
– А где нужно искать, ваше преподобие?
– Есть такая история… В одной церкви, недалеко отсюда однажды существовало подземное озеро. Черная вода была полна подозрительных звуков, и зловещих огней, и чудовищных созданий. Говорят, что в самом центре озера находился остров… – Епископ Мельхиор осторожно пробирался сквозь собственную версию древней легенды и рассказывая ее, одновременно додумывал детали. – Где-то на этом острове закопан сундук, и тот, кто его найдет…
Взгляд доминиканца причинял ему физическую боль. В глазах его горели огни безумия и надежды, и было видно, что он готов уничтожить весь мир, лишь бы быть уверенным, что вместе с ним погибнет и библия дьявола. Холодок прошел по телу епископа Мельхиора, когда он понял, что единственный надежный способ заставить этого сумасшедшего держаться подальше от всей истории – это убить его. Холод усилился, когда епископ осознал, как далеко уже прошли его мысли по этому пути без его участия: он даже начал выстраивать цепочку размышлений – кого он знал из тех людей, чьи угрызения совести по поводу того, что они огрели человека булыжником по голове, можно успокоить с помощью денег?
– …и кто его найдет, найдет сокровище, – закончил свой рассказ епископ.
Он откинулся на спинку кресла и посмотрел на доминиканца.
Тот ответил ему таким же пристальным взглядом.
– Ничего не понимаю, – заявил он.
– В одной из других версий этой легенды говорится, что тот, кто откроет сундук, получит мудрость всего мира.
Огромные глаза за стеклами очков мигнули.
– Где эта церковь?
– Терпение, отец, терпение. Я должен предостеречь тебя. Я знаю эту церковь, и я также знаю, что под ней находится целая система древних катакомб. Однако…
– Ничто не сумеет удержать меня, даже если их охраняет сам Цербер, – перебил его отец Эрнандо.
– Там нет Цербера, отец. Но там лежат тонны, тысячи тонн утрамбованного ила, заполнившего катакомбы во время последнего наводнения. Тебе придется
Епископ рассматривал отца Эрнандо из-под опущенных ресниц и ждал, когда тот заглотнет наживку. Он всем сердцем надеялся, что трюк удастся. Мельхиор не желал нести ответственность за смерть монаха, поскольку это означало бы, что он хочет защитить мир от библии дьявола именно теми методами, которыми действовала чертова Книга.
– Я не могу пойти на такой риск, ваше преподобие, – наконец прошептал доминиканец. – Если мне придется докапываться до нее, я докопаюсь. Я только тогда смогу обрести покой, когда своими глазами увижу, как она исчезает в пламени, и буду копать, даже если у меня на это уйдет тысяча лет!
– Я буду молиться за тебя.
– Где находится эта церковь?
Епископ Мельхиор соединил кончики пальцев обеих рук и позволил себе улыбнуться. Никто бы не догадался, что за этой улыбкой на самом деле прячется чувство облегчения. Он начал как можно подробнее описывать доминиканцу дорогу к церкви Хайлигенштадта.
14
Отец Ксавье почувствовал торопливое биение ее сердца, сдававшееся в его ладонях. Он провел ими, слегка надавливая пальцами, по голове и шее – это были медленные, почти нежные движения. Он посмотрел в черные, полные страх аглаза и улыбнулся. Под пальцами прощупывались тонкие косточки, говорившие о том, что он гладит тельце, котор 0еможет раздавить одним движением руки, и усилием воли подавил дрожь, вызванную подобными мыслями. Постепенно сердце стало биться ровнее, хрупкое тельце расслабилось. Отец Ксавье развернул почтового голубя, снял у него с лапки послание и отпустил птицу. Она сначала нахохлилась, но затем обнаружила на столе кучку зерна и засеменила к ней. Отец Ксавье приступил к расшифровке послания.
Некоторое время спустя он задумчиво уставился в пустоту, пока голубка склевывала еду. Ритмическое постукивание клюва походило на тиканье часов. Оно оказалось заразительным. Отец Ксавье неожиданно поймал себя на том, что барабанит пальцами по старому пергаменту, на котором нацарапал расшифрованное послание. Он подвинул свечку поближе, оторвал кусочек пергамента с текстом и поднес его к пламени. Пергамент съежился, затем начал тлеть, а буквы постепенно превращались в дым. Отец Ксавье снова перечитал их, пока они не исчезли полностью.
«Наблюдала издалека КХ и Аф. Л. Миссия в П не удалась. Не нашли никаких следов Б. Наличие 1572 возможно; местопребывание сегодня??? Когда я увижу своего ребенка?»
Отец Ксавье наблюдал, как в огне исчезает последняя буква послания – И. Он уронил остатки пергамента на стол и смотрел, как он превращается в кучку пепла. «И». Она каждое свое послание подписывала этой буквой, будто он не знал, кто автор. Казалось, этой своей подписью она хотела лишний раз показать ему, что она человек, а не бездушный инструмент. Что касается последнего, она и думать не могла, что в глазах отца Ксавье разница между ними была невелика.