Кодекс Оборотня 2

Гарднер Эрик

Немного соли с берегов Ирландского моря. Молодая хвоя с ветвей и прелая под стволами от леса, ароматное разнотравье лугов, едва уловимые запахи асфальта от дороги на Кашел.

Насыщенный мускусный запах овец, их влажной от недавнего дождя шерсти, раздражающая вонь псины — от огромных волкодавов, терпкий и горький запах пастуха — смесь пота, несвежей одежды, крепкого табака и виски, запахи страха, боли и крови с небольшой бойни.

Дальше — постиранное белье хлопает большими белыми квадратами на ветру, словно старается превратиться

в парус и сбежать со двора одинокого дома далеко внизу. Снова лес. Медовые ноты верещатников. Конский навоз. Масло, железо и дизель от трактора, убирающего ячмень с желтого ромба поля. Пьяные ароматы маленькой частной винокурни и огромного завода «Балмерс» перемешиваются в коктейль, сшибающий с ног — виски с сидром.

Ветер меняется. Дует от Клонмела. Теплеет. Несет запахи сотен и сотен предметов и людей, их эмоций — горе, разочарование, страх, радость, влечение, злость и нежность — все это проносится мимо невидимыми призраками.

Я опрокидываюсь на спину. Низкие, быстро плывущие серые тучи вдруг пропарывает рыжий закатный луч, дарит им свой цвет. Облака тоже пахнут. Дождем и прохладой.

На меня падают первые капли дождя. И почти тут же раздается гудок прибывающего из Дублина поезда. Я поднимаюсь и бегу с холма вниз. Густые травы путают ноги. Но передо мной уже знакомое нагромождение камней.

Я сорвал зубами несколько репьев, вцепившихся в шерсть на предплечье, перекинулся. Приподняв камень, вытащил из тайника свою одежду, оделся, перебросил ботинки, связанные шнурками, через плечо и побежал дальше, босой, через поля к городу.

Два огромных серых пса вылетели из кустов на тропу передо мной. Я остановился, а уши резануло от ультразвукового свистка.

— Сидеть!

На тропу к псам выбрался пастух, смерил меня тяжелым взглядом.

— Ты из пэйви?

— Еще чего! — огрызнулся я.

— А чего тут крутишься? Не первый раз тебя вижу.

— Не вижу таблички с надписью, что тут гулять запрещено. Собак своих держите!

И направился мимо него. Псы глухо рычали, едва не коснулись меня носами, но все же не тронули.

— Ты не из Конмэлов? — неожиданно спросил он, когда я был уже в двадцати шагов от него.

Я резко обернулся.

— Это не твое дело, Грэг Леван.

У него от удивления вытянулось лицо. А псы зарычали громче.

— Иди-ка отсюда, парень, — его ладони скользнули по рукояти ружья. — И держись в следующий раз подальше.

— Да пошел ты!

Я сунул руки в карманы и, отвернувшись, зашагал дальше.

Я вошел в дом через две минуты после отца. Он уже обнимал Лиадан и Рианнон. Говорил им что-то, утешая. Потом он увидел меня. Я прислонился спиной к стене, держа руки в карманах. Ждал, что он скажет. Он крепче прижал к себе жену и дочь.

— Я больше не уеду. Они внесли поправку в закон. Нас больше не тронут.

Он не лгал, но и всю правду не говорил. Но у Лиадан и сестры на лицах отразилось облегчение —

словно камни с души свалились.

— Но нам придется жить в новых условиях, приспосабливаться к ним, — добавил отец.

— Что это значит? — спросила Лиадан, снова встревожившись.

— Мы должны жить как люди…

Мне захотелось наговорить ему грубостей, обозвать трусом, лжецом.

— Руари, тебе будет сложнее всего, больше нельзя будет оборачиваться. Ты должен вести себя как обычный подросток…

— Это дрочить под одеялом, что ли?

— Прекрати! Все очень серьезно!

— Я это знаю гораздо лучше тебя, па.

— Тебе спать не пора?

— С чего это?

— Завтра рано утром идешь в школу! Ты сколько уже не ходил?

— Два месяца, — буркнул я.

— Живо ужинать и спать!

Грубости по поводу его распоряжений я так и не сказал, наткнувшись на взгляд матери.

— Уже иду, — проворчал я.

Отец явно не был настроен на общение со мной. Хотя обсудить нам было что, и он это прекрасно понимал.

— Вернешься завтра со школы — поговорим.

В школу я шел мрачный и не выспавшийся. Почти всю ночь думал о последних событиях. Хороших мыслей в голову не приходило, на душе было муторно. Задумавшись, я не сразу понял, что происходит в одном из переулков рядом со школой и что окликают меня. Лишь когда кто-то грубо развернул меня к себе, схватив за ворот школьного пиджака, я вынырнул из мрачной задумчивости.

— Ты глухой, что ли? Сказали же «стой!»

— Отстань! — огрызнулся я.

Но меня толкнули назад, в переулок.

— Вот этот видел! — меня пихнули к остальной компании.

— Ничего я не видел, — я нахмурился, оглядываясь и не понимая, чего ко мне прицепились.

Компания оказалась серьезная. Пять парней лет по двадцать — чужаки, не из нашего города, еще трое из старших классов моей школы.

— Ты зачем эту мелюзгу притащил?! — заорал один из чужаков. — Вот теперь он точно увидел.

Я еще не понимал, что к чему. Только лица трех школьников выражали ужас. Наконец я заметил пакеты с травой, порошком и чем-то еще. И до меня дошло.

— И чего с ним теперь делать?

— Припугни его.

— А если он расскажет?

— Дай ему таблетку.

— Эй ты, слышишь? У тебя деньги есть? Мы дадим тебе классную таблетку. Будешь такие покупать у него.

И мне указали на одного из школьников.

— У него же отец — коп! — удивился я невольно.

— Мы это и без тебя знаем, умник! Ты что, не понимаешь? Рот открывай.

Мне протянули белую пластинку. Она мерзко пахла мятным ароматизатором, бензином, спермой и прочей дрянью, впитав запахи с рук.