Кодекс Ордена Казановы

Радин Сергей

А Лёхин и Ксандр пятились к центру, где раненого перестали врачевать и теперь с огромным изумлением смотрели на происходящее.

А камни вокруг шевелились и медленно, но неотвратимо превращались в громадных белых волков. И была в этом превращении необыкновенная, царственная красота, и Лёхин испытывал странное ощущение: это когда-то происходило! Он видел эти агрессивно вздыбленные холки и прижатые уши, слышал рокочущий жуткий рык… А когда звери кинулись вдогонку за визжащими от ужаса загонщиками, в его сознании будто переключили что-то. Лёхин рухнул на

колени и зашёлся в неудержимом хохоте. Он уже выл и плакал от смеха, когда его схватили за плечи. Сильные руки подняли его, хорошенько встряхнули — так, что он едва не прикусил язык.

— Лёхин! Чёрт бы тебя!..

Заслышав голос Павла, Лёхин снова захохотал, несмотря на уже мучительно болевший от смеха живот. И, трясясь в руках разъярённого Павла, он, заикаясь, высказал:

— Это я… тебя просил… информацию… добыть?.. Всего лишь… информацию?..

Секунды Павел растерянно смотрел на него, стонущего на остатках хохота, потом огляделся — и тоже заржал. Они стояли друг против друга и хохотали, как последние идиоты, а разбойники обеспокоенно смотрели на них. И, кажется, Ксандр поднял и опустил руку не просто так: всего лишь не донёс пальца покрутить у виска во всемирно известном жесте…

Белые волки вернулись. За их спинами серела ровная каменистая пустыня.

Звери поводили людей к городу.

Просто прошли мимо, а один оглянулся — и первым за ним зашагал Лёхин, а затем подтянулись и другие.

А по городу до лестницы, ведущей к мосту, проводили Лёхина и Павла разбойники, но уже не втроём. На окраине Каменного города вконец ослабевшего Мокия передали на попечение какой-то старушонке, и Павел, сначала недоверчиво глядевший на неё, поделился с Лёхиным:

— Почему-то думаю, что на поправку Мокий точно пойдёт.

Лёхин кивнул. Ароматы сушёных трав и цветов в сочетании с чистотой и ухоженностью полуподвальной комнатушки ведуньи тоже настроили его на оптимистический лад. Тем более старушонка то и дело поглядывала на его левое плечо, пока Мокия укладывали на топчан. Видела!..

Уже у лестницы Лёхин крепко пожал руку Ксандру и смущённо сказал:

— Нотаций читать не хочу. Ты человек взрослый. Но, может, всё-таки ставить тебе дело разбойное?

Ксандр вздохнул, но промолчал.

— Кабы не каменный дождь… — неопределённо сказал Василёк.

Двое шагнули на ступеньку лестницы — вошли в каменную стену, как решили разбойники, с чьих глаз пришельцы пропали.

… Они поднимались на последнюю лестницу, когда Лёхин вспомнил:

— Павел, а как твоё плечо?

— Ничего страшного. Домой приду — продезинфицирую.

— Там, наверху, уже вечер, — заметил Лёхин. И снова усмехнулся: — Вот и посылай тебя за информацией.

Они пересекли каменную площадку и подошли к последней лестнице.

— Лёхин, а что теперь?

— Давай созвонимся завтра утром. Сейчас я, мягко говоря, просто не соображаю.

— Лёхин, а мы… — Павел замялся и некоторое время шёл молча, собираясь с мыслями. — Мы действительно там были?

— Подними правую руку, — посоветовал Лёхин. — Ну

как? Мы там были?

Павел честно попытался поднять и потревожил простреленное плечо. Видимо, боль была не "хилая", потому как он мгновенно посерел и заблестел капельками пота. Но и сквозь боль он криво ухмыльнулся.

Наверху Павел оказался в куртке — Лёхин же в старом, но тёплом свитере.

— Иди по этой дорожке, — сказала Лёхин. — Потом через дорогу — и выше будет остановка. Я пойду понизу, а около своего дома поднимусь. Давай, счастливо!

— Счастливо!

46.

В домофон Лёхину пришлось звонить. Уже нажав кнопку вызова, он понял, что с ним творится что-то странное: он чувствовал себя лёгким-лёгким, а вот пространство перед глазами хулиганило — то плыло, то резко вздёргивалось. Пока шёл к лифту, сначала отчётливо увидел бабку Петровну. Она стояла под навесом подъезда и отчаянно ругалась с дождём, называя его Ромкой. Потом к ней подошёл Василёк и вздохнул: "Кабы не каменный дождь…" И Лёхин увидел разгромленное предместье Камень-города и понял, кто его разрушил. "Говорят, идола какого-то, бога ли рассердили", — подтвердил Ксандр. И эхом откуда-то из каменных высот отдалось: "Дождь, ты найди меня! Ветер, ищи меня!"

Привалившись к стенке лифта, исписанной непризнанными гениями, и тупо глядя на тени и человеческие фигуры, которые толпами общались друг с другом и пытались общаться с ним, Лёхин сонно думал: "Это же сколько я уже не сплю?.. Вечером, кажется, заснул… А был ли вечер? Не помню…" Лифт дрогнул и встал. Дверь уехала в сторону, а с лестничной площадки понеслись на Лёхина соломенные загонщики на медвежистых лошадках с бешено выпученными белыми глазами. Лёхин так понял, что вся эта орда желает в лифт, и быстро вышел, сразу посторонившись. Теперь он уже прислонился к стене напротив лифта и впустую размышлял: пистолет Павла в Каменном городе превратился в меч, а что будет, если притащить туда пулемёт?.. Правда, его ещё найти надо… Но ведь интересно…

Кто-то хихикнул в ухо.

Всё ещё плывя в плывущем пространстве, резко вздрагивая, когда его вело в сторону, Лёхин высказался:

— И нечего хихикать тут всяким "помпошкам"-шмакодявкам… Я человек умный, почти гений. Я всё-таки сообразил, где Роман. И я знаю, что он один, без Лады… — И снова отвлёкся, задумался, глядя, как громадная толпа, размахивая луками и короткими мечами, втягивается в лифт: — Не спал… Говорят, когда долго не спишь, видишь сны и неспящим… Ну-ну… А интересно, что будет, если в Каменный город мобильник принести?

Он ещё что-то бормотал, где-то стороной понимая, что бормочет бессвязицу, — и медленно, но верно съезжал спиной по стене на корточки. И глаза закрывались так, будто веки оковали чугуном каким…

Сквозь топот "лошадок" и визг загонщиков (словно он сидел за плотным забором от них) вдруг послышалось озабоченно-деловитое:

— Ну, всё. Ждать его больше времени нет. Давай ещё раз перезвони ему — и…

— Данил, да вот же он сидит!

— Что?!

— Вдребадан, что ли?