Кодекс скверны. Предтеча
Шрифт:
Озорной прищур серых глаз, приподнятые уголки губ, придающие выражению лица ироничности, ямочки на щеках при улыбке – в этом весь её Слай, в этом весь её Семидесятый.
Он провёл рукой по слегка отросшей щетине светлых волос и скептично приподнял бровь. Видимо, с Триста Шестым он был явно не согласен. На его фоне Слай выглядел щуплым подростком, впрочем, как и любой другой, мало кто в Терсентуме мог похвастаться двухметровым ростом и весом в центнера два.
О чём спорят, не разобрать, но судя по жестам, речь шла
Окликать Слая Твин не стала и, лавируя среди младших, шутливо борющихся друг с другом, наконец выбралась во двор. Вдохнув полной грудью утреннюю свежесть, она огляделась. Терсентум просыпался, готовясь к очередному, бесконечно долгому дню. Двор наполнился гамом и суетой: опоздаешь на завтрак – придётся тренироваться на пустой желудок, а на такое мало кто решался. Ещё бы, уже к обеду даже самый выносливый валился с ног, мечтая о мясной похлёбке и хотя бы короткой передышке.
Внимание привлекла кучка молодняка. Шестеро окружили дерущихся, что-то выкрикивали, подначивали катающихся в пыли. Один наконец оседлал соперника и ритмично замолотил кулаками, целясь в голову. Другой прикрываясь, попытался сбросить нападающего.
Твин шагнула в их сторону, собираясь разогнать малолеток, но чья-то рука легла на плечо.
– Не стоит, – покачал головой Харо, – так они ничему не научатся.
Среди осквернённых аномалии во внешности встречались часто и воспринимались соратниками как данность: никто не выбирал, каким родиться. Здесь уж как посчастливится. Харо не очень повезло: кожа бледная, волосы отсутствуют напрочь, даже бровей нет, нос заканчивается чуть ниже переносицы. Там, где должен начинаться хрящ, зияют две узкие прорези. На всё лицо – татуировка, подражающая оскаленному черепу. Её лучшая работа, между прочим: сколько времени потратила, особенно на глазницы. Правда теперь глаз вообще не разглядеть: чёрные, без белка, только поблёскивают на солнце.
Седой как-то пошутил, что теперь в Терсентуме служит сам Харон, прислужник Тейлура. Шутка многим показалась забавной и прозвище быстро прилипло к Сорок Восьмому и теперь иначе, чем Харо, среди своих его никто не называл.
– А чему их научит Стена Размышлений? – скептично спросила Твин.
– Чему-то да научит, – он безразлично пожал плечами.
Твин закатила глаза. И это говорит тот, кто неделю назад чуть не устроил потасовку с Девятнадцатым прямо под носом Мастера.
– По тебе заметно.
Во двор выскочил взъерошенный Седой, натягивающий на ходу потёртый жилет. Спутанная борода неряшливо топорщилась в стороны, густые брови сердито нахмурены. Старик прикрикнул на толпу, но те даже носом не повели. Тогда он пригладил бороду, набрал в лёгкие побольше воздуха и дунул со всей мочи в сигнальный рог. Болельщики тут же бросились врассыпную, оставив дерущихся валяться в пыли. В конце двора показались
– Пойдём-ка отсюда, – Твин потянула друга за рукав, – Как бы и нам не влетело.
В соседнем дворе, чуть поменьше казарменного, располагалась столовая – длинное здание с тщательно выбеленными стенами. У крыльца, сбившись в стаи, что те туннельные псы, скучали осквернённые.
Из-за запертых дверей просачивался запах до тошноты надоевший протеиновой каши. Стоило только представить серое варево, размазанное по тарелке и аппетит мгновенно испарялся. Впрочем, выбор невелик. Есть эту мерзость никто не заставлял. Не хочешь – не жри, но до полудня не дотянешь. Приходилось давиться тем, что давали.
Но если подумать, она с радостью готова терпеть и осточертевшую кашу по утрам, и вечно недовольную рожу Мастера, да что кривить душой, вытерпела бы и сотню ударов плетью, лишь бы не разлучили с друзьями. Да только до торгов осталось всего пара месяцев, а дальше даже Госпоже не известно.
Слай, Керс, Харо… Что с ними будет? Увидит ли потом хоть кого-то из них?
Твин содрогнулась, представив, что единственной и последней встречей с кем-либо из братьев станет Арена. И хорошо, если будут сражаться на одной стороне.
– Скажи, Харо, как ты поступишь, если кто-то из нас окажется на Арене в соперниках?
–Туда сначала попасть нужно.
– И всё же?
Он повернул голову к Твин, едва различимые глаза блеснули в черноте глазниц.
– Постараюсь сдохнуть заранее.
– Как мило! – Слай появился рядом прямо из воздуха. – Может ещё о деструкции поговорим?
– Очень остроумно, – наигранно зевнула она.
– Кстати об Арене. Слышали, Пятый выйдет против Вихря?
– Жаль. Неплохой бы чемпион с него получился, – Харо с досадой пнул камень носком сапога.
– Это ещё почему? Пятый вполне ничего. Помнишь, как он отключил Двести Восемнадцатого?
– До Вихря ему далеко. Опыта мало.
– Зато…
– У вас другие темы вообще бывают? – раздражённо перебила Твин.
В последнее время все разговоры только об Арене, будто свет клином на ней сошёлся.
– Бывают, – Слай хитро подмигнул другу.
Харо многозначительно усмехнулся.
– А где Керс? – Твин огляделась по сторонам. – С утра он был явно не в духе. Опять полаялся с Глим?
– Да кто их там разберёт, – развёл руками Слай. – А вот, кстати, и он.
Твин оглянулась, куда указал Семидесятый. От стражников, которые, по своему обыкновению, держались в стороне, с довольной улыбкой шагал Керс. От его утренней угрюмости не осталось и следа.
– Ну что, желторотики, без спирта не останемся, – самодовольно сообщил он.
– Главное, чтобы без Керосина не остались, – заметила Твин. – Не понимаю, зачем вообще с ними связываешься?
– Не ворчи, – рассмеялся он, – всё под контролем.