Кодзики

Автор неизвестен

И вот, в точности как было [ему] сказано, отправился [бог Оо-намудзи] к богу Суса-но-о-но микото, а дочь его, Сусэри-бимэ — Ярая Дева, вышла и увидала [бога Оо-намудзи], обменялась [с ним] взглядом, супружески [с ним] соединилась, вошла обратно [в дом] и сказала своему отцу: "Прекраснейший бог явился", — так сказала.

Тогда Великий Бог вышел-взглянул — "Зовется он Асихараси-ко-о — Безобразный Муж с Тростниковой Равнины", — сказал, тут же [бога Оо-намудзи] позвал-ввел и положил спать в пещеру со змеями.

Тут его жена, богиня Сусэри-бимэ-но микото, дала своему супругу шарф-талисман, отгоняющий змей, и сказала: "Если те змеи вознамерятся тебя укусить, трижды этим шарфом взмахни-отгони их", — так сказала. И вот, [он] сделал, как [она] научила, и тогда змеи сами присмирели. Потому [он] невредимо [ночь] проспал и вышел.

И опять, на следующую ночь, [бог Суса-но-о] поместил [его] в пещеру со стоножками и пчелами, а [Сусэри-бимэ] дала шарф-талисман, отгоняющий стоножек и пчел, и, как прежде, научила [его]. Потому невредим вышел.

И

опять [бог Суса-но-о] выпустил гудящую стрелу на широкую равнину и послал [его] искать ту стрелу. А когда [он] вышел на ту равнину, [бог Суса-но-о] тотчас ту равнину огнем запалил-окружил.

Тут не знал [бог Оо-намудзи], в каком месте [с той равнины] выйти, а в это время мышь пришла и сказала: "Внутри поло-поло, снаружи узко-узко", — так сказала. А раз так было [ему] сказано, [бог Оо-намудзи] и топнул в то место ногой, и провалился, а пока [там] укрывался, огонь поверху прошел. Тогда та мышь, ту гудящую стрелу держа в зубах, вышла и [ему стрелу] поднесла. Перья на той стреле детки мыши все объели.

Тут его жена, Сусэри-бимэ, держа принадлежности для похорон, пришла в слезах, и отец ее, Великий Бог, думая, что [бог Оо-намудзи] уже умер, вышел на ту равнину. И вот, когда [бог Оо-намудзи] ту стрелу [ему] поднес, повел [его] с собой в дом, в просторный — в восемь столбов — покой ввел и заставил у себя в голове искать насекомых.

И вот, [бог Оо-намудзи] в его голове поглядел, а [там] полно стоножек оказалось. Тут его жена взяла плоды дерева муку и красной глины и дала своему супругу. И вот, [он] плоды того дерева раскусил-раздробил, красной глиной рот набил и выплюнул, а тот Великий Бог уверился, что [он] стоножек раскусил-раздробил и выплюнул, с любовью в сердце о нем подумал и заснул.

Тогда [бог Оо-намудзи] того бога за волосы взял, к каждой стропилине того покоя [по волосу] привязал, скалой, что только пятьсот человек притащить могли бы, двери того покоя завалил, свою жену, Сусэри-бимэ, на спину посадил, тотчас же того Великого Бога Меч Долголетия, Лук и Стрелы Долголетия, а еще его Небесное Говорящее Кото с собой прихватил и убежал, а тут Небесное Говорящее Кото задело за дерево, и по всей земле звон пошел.

И вот, тот спавший Великий Бог услыхал-удивился, и свои покои разметал-разнес. Однако, пока [он] волосы, привязанные к стропилам, освобождал, [те] далеко убежали. И вот, тогда [бог Суса-но-о], преследуя [их], достиг Емоцухирасака — Прохода Страны Еми, далеко-далеко [через тот проход] заглянул, бога Оо-намудэи-но ками позвал и сказал: "С этим Мечом Долголетия и Луком-Стрелами Долголетия, что у тебя есть, ты сводных братьев на гребень холма загони, а еще к стремнине реки [их] гони — [в нее] сбрось, [и тогда] ты Богом-Правителем Великой Страны станешь, а еще Богом-Духом Земли людей станешь, ту дочь мою, Сусэри-бимэ, главной женой сделай, у подножия горы Уканояма, на скалах-корнях столбы дворца прочно утверди, до Равнины Высокого Неба коньки кровли вознеси, и [там] пребывай, ты, негодник!" — так сказал. Потому, когда с теми Мечом-Луком [он] тех восемьдесят богов гнал-загонял, [он их] на каждый гребень холма загнал-уложил, в каждую стремнину реки загнал-сбросил, и впервые создал страну.

Глава 19

И вот, та Ягами-химэ, согласно клятве, что раньше дала, сочеталась с [богом Оо-намудзи]. Потому, взяв ту Ягами-химэ с собой, [он] прибыл в Идзумо, однако, боясь его главной жены, Сусэри-бимэ, [она] дитя, что у нее родилось, в развилину дерева засунув-зажав, вернулась [в Инаба]. Потому-то дитя нарекли Ко-но-мата-но ками — Бог Развилины Дерева — так назвали, а другим именем Мии-но ками — Бог Священного Колодца зовется.

Глава 20

Этот бог Ятихоко-но ками, желая посвататься к Нунакава-химэ — Деве из Нунакава, что в стране Коси, отправился [туда], и вот, прибыв к дому той Нунакава-химэ, сложил песню:

В стране Восьми Островов Бог Ятихоко Жену найти не смог. И вот, он услыхал, Что в дальнем далеке, В стране, что зовется Коси, Мудрая дева есть, И вот, он услыхал — Прекрасная дева есть. И сватать ее Отправился в путь, Сватать ее Пустился в путь. Еще я развязать не успел Тесьму моего меча, Еще я распустить не успел Моего хаори шнуры, Деревянную дверь, За которой дева спала, Толкая-тряся, Я там стоял, Шатая-таща, Я там стоял, — А уже на зеленых горах Дрозд запел, Птица майских полей Фазан отозвался ему, Дворовая птица Петух прокричал. Как они досадили мне, Эти птицы, криком своим! Ах, унять бы несносный крик Этих горло дерущих птиц! Таковы слова, Вот они, слова Спешащих-летящих Ама быстрых гонцов! —

Так сложил.

Тогда

та Нунакава-химэ, все еще не открывая дверей, изнутри сложила [ему] песню:

Бог Ятихоко! Я всего лишь женщина, Гнущаяся трава. А моя душа — Птица в бухте морской. Пусть еще пока Я птица ничья, Время пройдет, и я Птицей стану твоей. Жизнь свою Не погуби [второпях]! Таковы слова, Вот они, слова Спешащих-летящих Ама быстрых гонцов! Когда солнце уйдет За зеленые горы, Явится ночь, Черная, как ягоды тута. [Тогда] приходи, Смеясь, как солнце поутру, Руками, что так белы, Как жгуты из волокон тута, Мою молодую грудь, Нежную, как пушистый снег, Приласкай! И, лаская, сплетемся. Руками, что как жемчуга, Руками жемчужными, обними! И, протянувшись свободно, Уснем крепким сном. Так не взывай любовно [Ко мне]. Бог Ятихоко! Таковы слова, Вот они, слова! —

Так сложила. Потому в ту ночь они не соединились, а соединились на следующую ночь.

Глава 21

Опять жена того бога, богиня-императрица Сусэри-бимэ-но микото, сильно возревновала. Потому ее супруг-бог, досадуя [на это], собрался отправиться из Идзумо в страну Ямато и стал снаряжаться. И вот, взявшись рукой за седло своего коня, ноту занеся в стремя, сложил:

Облачен я весь В одежды черного цвета, Черные, что ягоды тута. Словно морская птица, Глядя себе на грудь, Ими, как крыльями, хлопаю — Не годны они! В волну, что бежит к земле, Бросаю одежды эти. Облачен я весь В одежды синего цвета, Синие, что зимородок. Словно морская птица, Глядя себе на грудь, и Ими, как крыльями, хлопаю — Не годными они! В волну, что бежит к земле, Бросаю одежды эти. Облачен я весь В одежды цвета марены, Что на горах взросла. Словно морская птица, Глядя себе на грудь, Ими, как крыльями, хлопаю — Эти годятся! Любимая моя! Богиня-жена моя! Когда я удалюсь Со стаей слуг моих, Сгрудившихся, как птичья стая, Когда я удалюсь, Их увлекая в путь, Как увлекает птицу птица, Хоть скажешь:, Заплачешь, Голову склоня, Как склонится побег сусуки На склоне гор, И плач твой встанет, Как дымка раннего дождя. Богиня-жена моя, Молодая трава! Таковы слова, Вот они, слова! —

Так сложил. Тогда та императрица взяла чашу, полную сакэ, приблизилась [к нему] и, поднеся [чашу], сложила:

Бог Ятихоко! Оо-кунинуси мой! Ты — муж, и потому На острове любом из тех, Что ты на веслах обойдешь, На мысу любом из тех, Что на пути ты обогнешь, Будешь иметь жену — Молодую траву. Другое дело я, Я — женщина, и потому, Кроме тебя одного, Мужчины нет у меня, Кроме тебя одного, Мужа нет у меня. Под шелком полога Веющим, Под одеялами греющими, Под покрывалами шелестящими Мою молодую грудь, Нежную, как пушистый снег, Руками, что так белы, Как жгуты из волокон тута, Приласкай! И, лаская, сплетемся. Руками, что как жемчуга, Руками жемчужными, Обними! И, протянувшись свободно, Усни крепким сном. Вкуси изобильного сакэ. —