Кое-что о прошлом, будущем и настоящем
Шрифт:
В комнате повисла тишина, щедро разбавленная нудным и слегка нервным постукиванием Серегиных пальцев по клавишам калькулятора. Шла напряженная работа по расчетам базовых параметров.
– А мне-то что делать? – не выдержал Кошкин, глядя с тоской как растут рядами выстраиваемые столбцы шестизначных цифр, выписываемые аккуратной Серегиной рукой.
– А вот сейчас забацаем координатную сетку, а ты по этим данным будешь лепить мощностные и моментные характеристики.
– Чего?
– Ты я вижу совсем
– Да, было. Кошкин немного помолчал. Эх, как вспомнишь – сколько у нас мужиков слетело с первого курса, особенно после начерталки, – так вздрогнешь! И все из-за баб и по киру!
– А со второго после сопромата, и тоже из-за баб и по киру, – криво усмехнулся Серега, вспомнив сколько ему, как старосте, а Витьке, как комсоргу, пришлось вынести от деканата из-за этих бухариков, сутками не вылезавших из популярных в окрестностях МАДИ пивнушек – «Пиночета» и «Семи ветров».
– Тебе хорошо, ты в институт сразу после школы, свежак.
– Зато ты в институт – от сохи, жизнь постигнув, успел и в армии послужить и на автобазе поработать.
– И две тачки расколотить, – рассмеялся Кот, – если бы не папаша, хрен бы мне директор дал направление на Рабфак*, не смотри, что мой однофамилец.
– Наверняка не дал бы, скажи спасибо отцу, – автоматически согласился Серега, не отрываясь от расчетов.
– Да, кстати, «о музыке», пока у нас не было своей крыши в Подмосковье, отец снимал для нас дачу по Павелецкой – у вас в Расторгуеве! Так что, в некотором смысле, мы с тобой «соседи по имениям» с давних пор!
– Да, ты уже рассказывал. И всех собак расторгуевских перестрелял. Серега невольно передернулся, представив как в поздней ночи начальник Замоскворецкого угро отстреливается из табельного пистолета от бродячих псов.
– Ты чего? – удивленно уставился на него Кошкин.
– Да как-то мрачновато, давай музон, что ли, врубим.
– Давай, – радостно согласился Витек и, подойдя к «Панасонику», начал перебирать кассеты. Чего изволите-с, – Галича или, может быть, Аркадия Северного с двумя братьями Жемчужными, – с апломбом заявил он, явно гордясь своей коллекцией блатняка.
– Не, давай че-нибудь импортное.
– Импортного не держим-с.
– Тогда вруби приемник.
– По «Маяку» Зыкину с Кобзоном?
– Нет, зачем же «с Кобзоном». Серега на секунду задумался. Поляков на “длинных” еще не поймать. Тогда давай на «средние» и гони через всю шкалу. Так, дальше, еще, еще… – бодро командовал он, почувствовав себя в родной стихии. О, стоп!
«Мит,с мюзик бис ин дер фрюен морген!» – раздался из колонок бодрый голос радиодиджея, вслед за которым визгливый голос солиста Би Джиз затянул хитовую «Трэджеди».
– Это че за хрень? – заинтересовался Кошкин.
– Радио Люксембург,
– И откуда ты все знаешь?
– Почаще надо ночное радио слушать!
– Ну, я по ночам другими вопросами занимаюсь, сечешь? – многозначительно намекнул Кошкин.
– Ага, я понял, на крестины позовешь?
– Типун тебе на язык, – переполошился Кот, – ей еще диплом получить надо.
– Ладно, давай еще по стакану и продолжим,– примирительно предложил Серега.
Подкрепившись, компания единомышленников продолжила кропотливую работу. Растущие стопки листков, исписанные расчетами, миллиметровки с графиками аккуратно складывались по двум распухающим папкам. Легкая зарубежная музыка из динамиков парила над этим воистину стоически-титаническим трудом, пока, наконец, не перешла в противное трескучее шипение – волна постепенно уходила…
… Ну, кажись все, абзац,– устало констатировал Серега, удовлетворенно потягиваясь и откидываясь на спинку стула,– утро, что ли, уже?
– Пожалуй, – Кот подошел к окну и резким движением отдернул плотные непрозрачные шторы.
Столб яркого майского утра, пробив темноту монашеского затворничества, ударил в стеклянные дверцы шкафа и, отразившись от хрустальной вазы, раскололся мелкими цветными брызгами, расплескавшимися по всей комнате.
– Ух, ты-ы-ы… – восхищенно протянул Серега. Жить – хорошо!
– А хорошо жить – еще лучше,– многозначительно провозгласил Кошкин.
– Это ты насчет чего?
– Это я насчет того, что если ты перестанешь дерзить старшим, а будешь крепче держаться за их пушистый хвост – они возьмут тебя с собой.
– Это куда же?
Кот загадочно помолчав, сосредоточенно заходил из угла в угол. Было видно: то, что сейчас предстояло услышать Куперману, чрезвычайно важно и неординарно.
– За кордон.
– С какого перепугу?
– Наивняк, – Виктор снисходительно улыбнулся.
– Виктор, перестаньте говорить загадками, Вы меня изводите, – с наигранной жеманностью проворковал Серега.
– Короче, «Склихасовский», слушай сюда, – Кот принял строгую позу доцента на кафедре перед студенческой аудиторией. Ты куда этим летом собираешься на практику?
– Куда Родина-мать позовет.
– Да-да, именно такие, как ты, и погибали первыми «в годину тяжких испытаний», – задумчиво произнес Виктор, как будто что-то припоминая.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что большинство своих пасынков она позовет в стройотряды, работать на цементно-бетонном комбинате в Красноярском крае, территории гнуса и комаров.
– А меньшинство любимых детей?
– Поедет за границу на учебно-производственную практику.
– И сколько же таких счастливчиков набирается?