Шрифт:
Ф Лекси
КОЕ-ЧТО О ВЛИЯНИИ ЛУННОГО СВЕТА НА РОСТ СТОЛБОВ
(увертюра)
– А хочешь, - сказал Касперский, - приобщу тебя к... альтовой импровизации?
И, упирая в пол виолончель, начал что-то.
– Нет, не так, - возразил Голубой Джон, - ты ее слишком давишь. Ты лучше возьми диезом...
...Но тут комната распахнулась, и в окно впорхнула
– Мы горцы, - скандировал Вова под виолончелью, - мы старцы мы перцы!
– И-и, еще раз!
– не унимался Гугенхеймер.
– Мы старцы мы горцы мы жалкие перцы!
– Прекрасно! Теперь у нас следует скерцо.
Набычившись, взял Гугенхеймер три ноты, но виолончель промолчала чего-то.
– Добавь канифоли, - советовал Вова.
– Да нет, - объяснил ему Джон, - с ней херово...
Касперский ушел. Вслед ему монотонно шуршала листва, и протяжные стоны в зажженном окне импровиза на альте - в пустом переулке он был президентом (поэзия здесь пропадает на этом) вице-Уругвайского Общества по Перфорированию Отверстий Зубами По Краям - тогда они будут быстрее (некоторые утверждают, что По Стеклу - но не верьте им!!!). Потом остановился трамвай, и тень Касперского утонула в нем. Весь - как окончатый выплеск света в тенистой трущобе, разбросал квадратики по булыжной мостовой и, думает, гармония восстановлена... Но - нет. Желтые пассажиры морщатся от боли, а Вова повторяет, упирая саксофон в колено:
– Мы старцы! Мы горцы мы перцы. Жалкие.
– Убогие!
– поправляет его Гугенхеймер.
– Ну да, (...да,...да,...да,...да!
– эхо это), - соглашается он, и тут в форточку влетает четырежды черепичный чумлоид с двумя прорезями, на который также никто внимания не обратил, потому что он оказался как раз недавно проколлапсировавшим Касперским непосредственно из трамвая.
– Эк Кассиопейку перекосило!
– удивился Фламинго вблизи открытого окна, - И окружающие созвездия отвяли куда-то... И вообще, я
– ...Да что вы знаете вообще о жизни!
– возразил Пуэбло, - Скажите, что может быть лучше прохладной пыли в полнолуние июльской ночи?!.. А?.. А вы слышали, как ложится снег на троллейбусные провода?.. Или - как поют дорожные знаки на осеннем ветру?.. А вам знаком холод кафеля в подземных переходах - когда наверху мартовский дождь, а в метро уже наполовину притушены люстры?!. У меня двоюродная дочь в Пензе, она...
– Кстати, о кафеле, - перебил его Файв, - столбы могут влиять на лунный свет?
– Черта лысого! Столбов много, а луна одна.
– Тогда отпадает...
– Что?
– Луна тоже не может влиять на столбы. А то вот если бы столб был один, а лун - тьма-тьмущая, то все равно из всего этого ну ни хрена бы не вышло.
– Под луной, - глубокомысленно заметил Фламинго, - превосхитительнейше писать гальярды...
Они промолчали, и стало слышно, как налоговый инспектор за дверью жует большой кусок жевательной резины, прислонившись глазом к замочной скважине.
– А звезды?
– продолжал Файв уже из сортира.
– Ну ты подумай, - перекосил рожу Пуэбло, - сколько столбов и звезд сколько, какая у них вышла бы путаница промежду влияний - это ж представить противно! Да и вообще они - тьфу, еле видны...
Касперский набрал телефонный номер, но на клавиатуронажимателе не хватило цифр; тогда он пересчитал колечки на трубке шнура и вполне удовлетворился их численностью, успокоенный.
– "Мм-эээ...да", - подумал Пуэбло, но никому не сказал об этом.
– "О чем?" - не понял непонятно кто.
– "Да хрен его знает!!!" - промолчали глубоковыразительно остальные, и беседа приобрела уже немыслимый оттенок. Кстати, ее и не было. (Но оттенок был!!)
– ...Мы репетируем, - заключил Голубой Джон, - и просим нам не мешат ь...
А через год все столбы в городе выросли на один сантиметр.