Когда боги глухи
Шрифт:
Вадим шел к Красавиной и терзался угрызениями совести: почему, когда человек счастлив, он забывает обо всем на свете, даже о самых близких людях?..
А Вадим чувствовал себя счастливым: полтора года назад неожиданно для себя он женился на Ирине Головиной, с которой познакомился у Виктории Савицкой…
Это случилось жарким летом на даче. Комаровские сосны млели под палящими лучами яркого солнца, пахло смолой и ромашкой. Когда вдалеке проносилась электричка, густой металлический шум напоминал приглушенный раскат грома. Вика с компанией ушла на залив купаться, а Вадим остался вдвоем с Ириной Головиной. Девушка в купальнике лежала в гамаке, а он раскачивал
– Теперь можно снять эту… бабочку? – чуть растягивая слова, проговорила Ирина.
– Это не бабочка, а летучая мышь, – улыбнулся Вадим. Он думал, что она понарошку испугается, округлит глаза или даже вскрикнет, но девушка, скосив на него глаза, сказала:
– Тогда пусть сидит, ведь она, бедненькая, ничего не видит.
И снова уставилась в голубой просвет, будто там было нечто удивительное.
Вадим тоже заглянул в голубой просвет и вдруг отчетливо увидел, как на увеличенной фотографии, себя и Ирину рядом.
– Что ты увидел? – спросила она.
Он даже вздрогнул от неожиданности.
– Окно в вечность…
– А я вижу тебя, – улыбнулась она. – То во весь рост, то одно лицо.
– Черт возьми… – только и сказал он. Перестал раскачивать гамак, пристально посмотрел ей в глаза: – Ирина, почему ты не пошла купаться?
– Потому что не пошел ты, – своим мягким голосом, чуть растягивая окончания слов, ответила она.
– Можно я тебя поцелую?
– Разве об этом спрашивают?
Губы ее пахли смолой, – наверное, кусала сосновую иголку. Глаза закрылись, тонкие руки обхватили Вадима за шею. И тут он неожиданно сказал:
– Ирина, выходи за меня замуж.
– Прямо сейчас? – без намека на усмешку спросила она.
– Прямо сейчас… – эхом откликнулся он.
Гораздо позже, вспоминая то знойное лето, он никак не мог взять в толк: почему он решил, что именно Ира – его судьба? Стоило ей тогда рассмеяться, все свести к шутке, может, ничего бы и не случилось. Но Ирина ко всему относилась очень серьезно: она сразу поверила, что он женится на ней. Она собиралась вернуться в Ленинград вечерней электричкой, но стоило Вадиму заикнуться, что лучше бы ей остаться еще на день, как она сразу согласилась. Ночью он пробрался на террасу, где она спала… Потом они до утра бродили по заливу, дошли по влажному от росы песку до Зеленогорска. Он говорил, говорил, говорил… А Ирина слушала, изредка вставляя словечко. Вадим говорил о своей любви, о будущем, о том, что они народят кучу детей, будут каждое лето ездить в Андреевку, собирать грибы-ягоды… Он покажет ей лес и болото, где они партизанили, могилу деда Андрея…
Да, Ирина Головина умела слушать, но вот во всем ли она была согласна с Вадимом, этого он не знал… Ведь тетерев или глухарь на току тоже никого, кроме себя самого, не слышит. Ирина не только умела слушать, но и сделать так, чтобы твои собственные слова казались тебе умными, значительными, полными глубокого смысла.
В общем, когда они вернулись на дачу Савицких к завтраку, Вадим был уверен, что любит Ирину, о чем он во всеуслышание и заявил.
Вика
– Вот уж не ожидала от тебя такой прыти! – И в глазах ее была неприкрытая насмешка.
– Я совершаю глупость? – чуть позже спросил ее Вадим, когда они остались наедине.
– Да нет, почему же? – улыбнулась она. – Каждому человеку хотя бы раз в жизни нужно испытать это ослиное счастье.
Тогда он не придал ее словам никакого значения, а потом часто спрашивал самого себя: почему она назвала их женитьбу «ослиным счастьем»?..
… А сейчас совесть мучила Вадима: он совсем забыл о существовании Василисы Прекрасной. За год с лишним, может, и всего-то два-три раза позвонил… С женой толком не познакомил. По пути в театр затащил Ирину к Красавиной. Помнится, даже не разделись…
Однако Василиса Степановна встретила его очень приветливо, вида не подала, что обижается. Расцеловала в обе щеки, побежала на кухню ставить чайник.
– Как время-то летит, – с грустными нотками в голосе произнесла она, наливая Вадиму черный кофе. – Давно ли ты приехал сюда из Великополя с чемоданом и стриженный под полубокс? А теперь журналист, отец семейства. – Она строго взглянула ему в глаза: – Почему жену не взял с собой?
– Андрейка простудился, – ответил Вадим. – Температуры уже нет, но еще кашляет.
– Я думала, ты назовешь сына Иваном. – В глазах у нее что-то дрогнуло. Она опустила голову, машинально размешивая ложечкой сахар.
– Следующего сына обязательно назову в честь отца, – пообещал Вадим.
– Теперь молодые родители не торопятся по многу заводить детей, – печально произнесла она. – Один, два, очень редко у кого три, хотя, казалось бы, после такой опустошительной войны семьи должны быть многодетными.
«А у тебя никого нет», – подумал Вадим, а вслух убежденно сказал:
– У нас еще будут дети, обязательно будут.
Она подняла голову, улыбнулась:
– Я знаю, о чем ты думаешь… Почему я не вышла замуж и не нарожала детей?
– Еще и сейчас не поздно, – сказал Вадим. – Ты красивая.
– Первый раз слышу комплимент от тебя, – рассмеялась она, и морщинки у губ исчезли, а глаза стали теплее, ярче. – Я не жалею, что не вышла замуж. Мне не встретился ни один мужчина, который бы сравнился с твоим отцом… Я не монашка, Вадим. Я пыталась снова полюбить, но ничего из этого не получилось. А ребенка от другого мужчины не захотела… Как бы тебе объяснить? Это было бы оскорблением памяти Вани… Такой уж уродилась однолюбкой: твой отец был у меня первым и единственным мужчиной, которого я любила и до сих пор люблю. Он все время со мной, дома ли я, на работе. Я мысленно с ним разговариваю, спрашиваю совета, он отвечает, успокаивает… А вы, мужчины, ревнивы даже к памяти… Наверное, поэтому я не вышла замуж, Вадим.
– Его нет, а жизнь продолжается, – проговорил Вадим. – Мертвым не нужны жертвы живых.
– Ого! – улыбнулась она. – Ты уже говоришь афоризмами?
– Да и отец не принял бы твоей жертвы.
– Я не видела его могилы.
– Фашисты жгли в печах узников лагерей, закапывали расстрелянных во рвах и сравнивали их с землей. Какие могилы…
– Осенью я во второй раз поеду в ГДР, – сообщила Василиса Степановна, – В первый раз я еще слабо говорила по-немецки, а теперь поднаторела… Я узнала, что есть в архивах какие-то документы о том периоде. Может, хоть что-нибудь и о Иване Васильевиче есть… Я ведь сразу после войны стала узнавать про него, сколько писем в разные места написала! Твой отец, Вадим, был необыкновенным человеком.