Когда боги смеются

Маринина Александра

Натянув шорты, Алексей отправился умываться, потом вышел на кухню и огляделся.

–  Что тебе сделать? Хочешь, овсянку сварю?

–  Овсянку?!
– Настя в ужасе вытаращила глаза.
– Ни за что! Как тебе в голову такое пришло? Я ее терпеть не могу! Гадость!

–  Ну и зря, - миролюбиво заметил муж.
– Полезно для здоровья. А чего ты хочешь?

–  Лешенька, я же, кроме кофе и сока, ничего по утрам не могу в себя запихнуть, я тебе тысячу раз говорила, а ты так и не запомнил. Стыдно, профессор.

Чистяков усмехнулся

и полез в холодильник за овощами.

–  Я на память не жалуюсь, но каждый раз лелею надежду, что ты наконец изменишься и начнешь по-человечески завтракать. Вот и сегодня понадеялся, да, видно, зря.

–  А с чего это мне меняться?
– подозрительно спросила она.
– Я тебя перестала устраивать?

–  Пока нет, но нужно стремиться к совершенству. Салат будешь?

–  Лешка, прекрати издеваться, я ничего не буду, я уже кофе себе наливаю.

Настя насыпала в большую чашку растворимый кофе, подумала пару секунд и добавила еще ложку. Очень спать хочется, пусть кофе будет покрепче. Алексей быстро и ловко нарезал овощи и зелень и уселся за стол с солидной порцией салата, когда Настя едва-едва успела выпить полчашки.

–  Ася, сколько отсюда добираться до Мосфильмовской улицы, не знаешь случайно?

Настя подняла на мужа удивленные глаза.

–  Случайно знаю, там пару лет назад один киллер скрывался, а мы его вылавливали. Добираться долго и неудобно. А тебе туда нужно по делам?

–  Еще не знаю.

–  Как это?

–  Не решил пока. Понимаешь, мне предложили позаниматься с отпрыском какого-то навороченного бизнесмена, подготовить его к вступительным экзаменам, но с условием, что я буду приезжать к нему домой, а не он ко мне. Вот я и размышляю, браться или нет.

–  Этот отпрыск - инвалид и не выходит из дома?
– спросила она.

–  Да нет, вполне здоров.

–  Тогда не браться, - отрезала Настя, не раздумывая ни секунды.

–  А деньги, между прочим, предлагают хорошие, - заметил невозмутимо Алексей, методично пережевывая овощи.
– Ты не забывай, что я занялся репетиторством не из любви к преподавательскому искусству, а исключительно ради денег.

–  Все равно не браться. Если ученик требует, чтобы учитель ездил к нему домой, то такой ученик учителя ни в грош не ставит и ни на копейку не уважает. С тобой там будут обращаться как с холопом, которому сделали одолжение и позволили заработать, так уж и быть, немножко денежек. Оно тебе надо?

–  А денежки?
– прищурился Чистяков.
– Они же нужны, ты с этим спорить не можешь.

–  Леш, чувство собственного достоинства нужно еще больше, с этим тоже спорить нельзя.

–  А я и не спорю. Я помогаю тебе проснуться, доверчивая ты моя.

–  Почему это я доверчивая?
– не поняла Настя.

–  Потому что ты искренне поверила, будто я размышляю над этим предложением. Смотри, как ты возбудилась, даже глазки заблестели! Чего и требовалось добиться. А то сидела как мороженый судак.

–  Так!

Настя со стуком

опустила на стол чашку с недопитым кофе и потянулась за сигаретами.

–  Значит, никакого предложения не было?

–  Ну почему? Предложение было.

–  И что ты ответил?

–  Асенька, мы с тобой знакомы двадцать четыре года без нескольких месяцев. Неужели тебе нужны мои объяснения на этот счет?

–  Ну слава богу, - облегченно вздохнула Настя.
– Но ты все-таки мерзавец, Чистяков. Меня, подполковника милиции, и так задешево прикупить!

–  Так это не я мерзавец, - засмеялся он, -а ты дурочка.

–  Вообще-то верно...

Настя посмотрела на часы и вскочила.

–  Лешик, я пойду, пока народ не выполз на оперативные просторы. В семь утра в метро еще можно ездить, а в восемь - лучше сразу удавиться. Целую страстно, приду поздно.

–  Валяй, - кивнул Алексей, - у меня в девятнадцать часов последний ученик, так что раньше двадцати одного можешь не являться.

–  А первый когда?

–  В девять утра. Благодаря твоему зверскому будильнику я выгадал себе два часа, чтобы поработать над докладом.

Уловив тень недоумения, мелькнувшую на ее лице, Алексей добавил:

–  Напоминаю, если ты забыла: в сентябре я лечу в Хельсинки на симпозиум.

–  Это я помню, но ведь сейчас только середина июня...

–  Опять же напоминаю, если ты забыла: до середины июля мы колотимся над решением проблемы налогов, двадцатого июля приезжает двоюродная сестра моей матушки, немолодая и весьма нездоровая дама, которую надо будет возить по врачам и пристраивать на операцию, а потом навещать в больнице и забирать оттуда и отправлять домой, а в середине августа я обещал отцу помочь с ремонтом дачи и выделить на это мероприятие две недели. После этого сентябрь наступит как-то уж очень быстро, так что лучше подготовиться заранее.

–  Да, про дачу я запамятовала, - извиняющимся тоном пробормотала Настя. Всё, солнышко, я ушла.

Она успела добраться до работы до того, как солнце начало припекать вовсю. На свежую голову Насте удалось переделать массу полезной работы по приведению в порядок документов, касающихся текущих дел, а также материалов для аналитических справок о состоянии насильственной преступности в городе. Она уже приготовилась ровно в десять часов явиться в кабинет полковника Гордеева на оперативное совещание, когда к ней заглянул Коротков.

–  Отбой воздушной тревоги, - весело сообщил он, - Колобка срочно вызывают в главк, оперативки не будет. Можешь расслабиться и покурить.

Настя ничего не успела ответить, когда дверь распахнулась и появился Виктор Алексеевич собственной персоной.

–  Ну конечно, - проворчал он.
– кот из дому - мыши в пляс. Уже свободе радуетесь? Сядь, Юра, разговор есть.

Коротков обреченно вздохнул и присел на подоконник - свободный стул в Настиной комнатке был только один, и предназначался он в данном случае, разумеется, начальнику.