Когда был Ленин мумией
Шрифт:
— Ешь, демон! Глотай! — Табия совал руку с банкнотами в пасть чудовищу уже по локоть. — Но взамен ты исполнишь мое приказание.
Завороженно глядящее на деньги чудовище кивнуло и уронило на пол голодную слюну. Подскользнувшись на этом плевке, Табия механически затолкнул в пасть демона порцию тысяч на тридцать. Тот довольно заурчал. Ильич беспокойно покосился на стремительно тающую груду зелени.
— Товарищ Табия! А достаточно ли тут пищи для вашего питомца?
— Достаточно, — беспечно отмахнулся маг. — К тому же он питается не столько
Маг очертил вокруг безостановочно жующего демона круг со звездой и воздел обе руки вверх.
— Внимай, Доу-Джонс! — Тварь моментально замерла в стойке гончей, готовой хоть сейчас броситься за зайцем, чтобы разорвать его на мелкие кровавые клочья. Рисуя руками перед крокодильей мордой замысловатые фигуры, маг гнусаво затянул речитативом. — Над финансовой системой кризис тучи собирает. Доу-Джонс над ними реет, сея панику над миром…
Демон внимал, раскачиваясь в такт с вошедшим в раж Табией. Тени вавилонского халдея и подвластной ему твари суетливо метались по стенам.
— Ввергни нечестивых приспешников шапи-кальби в инфляцию и девальвацию! — выкрикнул Табия. Тварь послушно рыкнула и маг скормил ей еще одну пачку. — Вынуди содрогнуться все биржи от Нью-Йорка до Токио! Обрушь их поганые котировки. Сотри в прах фьючерсные сделки и иссуши ипотеку. Сделай неликвидным все, до чего сможешь дотянуться! Разори всех обладателей зеленых бумажек так, чтобы Великая депрессия показалась им временами счастья и процветания. Лети, Доу-Джонс. На биржах тебя ждет много вкусной еды, гораздо больше чем здесь. Я чувствую, как рубашки менял прилипают к их спинам, потным от страха невосполнимых потерь. Заставь колотиться их жадные сердца!
Демон заревел, оторвался от пола и, заглотнув в один присест остатки денежной кучи, исчез в бушующем пламени. В помещении сразу стало тихо, только очень душно. Халдей устало утер пот с лица.
— Ну а теперь посмотрим, надолго ли хватит у презренного Хуфу зеленых бумажек для войны в Вавилоне.
Ильич, несказанно довольный исчезновением Доу-Джонса и счастливым окончанием магического сеанса, собрался уходить, тем более что патруль наверняка завершил обход. Но тут в ленинскую голову пришла удачная мысль и он звонко шлепнул себя по лысине.
— Чуть не забыл! Товарищ Табия, у меня к вам просьба.
— Говори, вождь, — чувствовалось, что маг потерял много сил: голос его опять стал тих и шелестящ.
— Возможно, нам понадобится использовать ваше убежище в качестве э-э-… складского помещения, — туманно сказал Ленин.
— Зачем? — не понял маг.
— Предположительно мы будем хранить тут предметы, которые помогут в нашей борьбе против Хуфу и его клики, — еще более неопределенно растолковал Ильич. Конкретнее вавилоняну знать было незачем.
Но магу достаточно было услышать ненавистное имя.
— О чем ты говоришь, вождь! Если нужно, я дам вам пять, шесть, десять таких
Табия поднял с пола обслюнявленную Доу-Джонсом, случайно уцелевшую долларовую купюру, извлек из недр своего балахона толстое длинное шило и с садистским выражением лица медленно и с явным наслаждением проткнул глаз на нарисованной пирамиде. «Вот так… — мстительно шептал маг. — Вот так…»
Глава 24. Аксиома революции
Шайба одиноко сидел за выщербленным гранитным столом и грустил.
— Все! Кирдык, Вован! А бизнес наш накрылся медным тазом, — он поднял на Ленин красные, словно песком засыпанные, глаза, и стало ясно, что уголовный крепко навеселе. — Ну че стоишь, загадочный как ребус. Садись, последнюю заначку пить будем.
— Что стряслось, товарищ Шайба? — сухо осведомился Ильич. Он терпеть не мог пьяных разговоров и всей той пошлой глупости, которую они обычно тянут за собой.
— Что стряслось, что стряслось — СССР обоссалось, — с горькой ухмылкой передразнил его уголовный. — А то ты не в курсах! План твой — не проканал. Ассириец на понтах, меряется с козлорылым, у кого длиннее. Ну а пока они будут мочить друг друга фаерболами, лавочка на тот свет закрыта. Других концов у меня нет. Так что готовься: жить будем скучно, жить будем бедно.
Он поднял увесистую серую чарку, налитую до краев, чокнул ею с силой о вторую, стоящую на столе, опрокинул добрую половину порции в рот и опять погрузился в мрачную задумчивость. Ленин с досадой опустился на лавку напротив. То, что уголовный впал в упадочнические настроения, было решительно некстати. Именно сейчас, когда его помощь так необходима! Под ногами кувыркнулась и с глухим звоном покатилась по каменному полу пустая бутылка. Шайба опустил под стол еще одну и начал хмуро терзать татуированной рукой серебристую пробку третьей.
— Не время предаваться унынию, товарищ Шайба, — бодро сказал Ильич и отодвинул в сторону щедро выделенное ему спиртное. — Тем паче в тот момент, когда мой план по свержению фараонизма вступил в решающую стадию.
Шайба, который как раз отправлял в рот новую порцию водки, поперхнулся и зашелся в отрывистом злом кашле.
— Ты че, Ильич, на ухо хромой? Я же тебе русским языком говорю: накрылась контора. Варки — не будет. Даже коротенькой малявки на волю не кинуть, пока Ассириец козлит.
— А причем здесь, собственно говоря, Ассириец? — хитро прищурился Ленин.
— Как причем, — опешил Шайба. — Он же наш единственный канал.
Ленин, не в силах больше сдерживать нарастающего возбуждения, вскочил и начал мерять шагами камеру:
— Товарищ Табия — не канал, а разменная монета. Он не более чем попутчик: нужный, полезный, но попутчик до первого поворота. А попутчиков в нашем деле жалеть не приходится.
Шайба недовольно крутил головой, стараясь удержать его в поле зрения, но Ильич с каждой новой фразой лишь убыстрял свой ход.