Когда цветут камни
Шрифт:
Как теперь Василий отнесется к его приезду — явился с чемоданом, набитым продуктами, и собирается взять его в свой полк?
— Вы к кому? — спросил Максима дежурный по госпиталю.
— Приехал повидать брата, лейтенанта Василия Корюкова.
— Корюков… О, кажется, из партизанской группы?
— Да, он из партизан.
— Пройдите, пожалуйста, в регистратуру.
В регистратуре сидела девушка — лейтенант медицинской службы. Лицо бледное, брови тонкие, подвижные. Она быстро пробежала глазами по списку, что лежал у, нее на столе, и сказала:
— Лейтенант Корюков у нас не числится.
— Не
— Он выбыл вчера.
— Где же его искать?
Девушка открыла регистрационную книгу.
— Выбыл в резервный офицерский батальон. Но тут есть пометка: «Лейтенант Василий Фролович Корюков просился в полк родного брата…» Там его и ищите — в гвардейской армии, в полку, которым командует Корюков. Кажется, Максим Корюков…
Она подняла голову, пристально оглядела Максима, и ее тонкие брови изогнулись, точно змейки. Этот оценивающий взгляд покоробил Максима, он холодно ответил:
— Спасибо, там и буду искать его, — и вышел.
На обратном пути шофер напомнил ему:
— Товарищ майор, ваш ординарец велел сказать: в ранце все надо разделить пополам и одну часть вместе с ботинками передать в армейский госпиталь Кольцовой.
— Понимаю. Но вон какой крюк придется делать!
— Зачем же крюк? Нам по пути: армейский госпиталь переместился ближе к нашему плацдарму. Я недавно оттуда. Кольцова была в женском отделении, а теперь, наверное, в команде выздоравливающих.
— Хорошо, вези, — по виду нехотя согласился Максим, украдкой поглядывая на шофера: не улыбнется ли он, не думает ли: «Командир полка, а привязал себя к женской юбке». Но на розоватом, со шрамом во всю щеку лице шофера отразился упрек: «Нехорошо, майор, забывать человека, который, рискуя своей жизнью, спас тебя от гибели».
Но еще задолго до того, как машина остановилась у ворот армейского госпиталя, Максим почувствовал сильное смущение. Даже уши загорелись у него. Надя теперь в женском отделении или в команде выздоравливающих. Ее подруги не упустят случая, устроят что-нибудь вроде смотрин. Да еще какая-нибудь бойкая фронтовичка похлопает его по плечу. Потом откроют ранец, начнут вынимать и рассматривать ботинки, теплое белье. И, представив себе, как все это будет смешно и глупо, Максим горько пожалел, что подле него нет находчивого Миши.
Машина подошла к госпиталю.
— Что же мне теперь делать? — вслух произнес Максим:
— Вы о чем, товарищ майор? — спросил шофер.
Кажется, впервые за свою жизнь Максим схитрил:
— Голова разболелась. И нога ноет, хоть костыли проси…
И в самом деле, лицо у него было красное, на верхней губе и на подбородке выступили капельки пота.
— Может, врача позвать?
— Не надо, посижу с полчасика, и пройдет.
— Ну вы пока здесь сидите, я сбегаю, вызову ее сюда. Может, ей уже разрешили ходить, — предложил шофер.
Максим посмотрел на него с благодарностью:
— Хорошо.
В этот час выздоравливающие возвращались с прогулки. Все они задерживались возле машины, интересуясь, кого это ждет майор?
А Максим, не спуская взгляда с двери проходной, ожидая, когда появится Надя. «Как она чувствует себя? — думал он, стискивая пальцы. — Вернется ли в полк? А если не вернется, то куда поедет, к кому? Ведь
Из калитки, прихрамывая, вышел солдат. Тут же по половицам проходной застучали костыли. Надя? Максим рывком открыл кабину, собираясь выскочить и помочь ей дойти до машины. Показалась из-за двери толстая, в гипсе, нога, палки. Не она! Какой-то мужчина в гражданском, вероятно, местный житель.
К машине подбежал шофер.
— В изоляторе она, товарищ майор, в карантине, значит, — доложил он, чуть запыхавшись. — Инфекция у них какая-то завелась, нельзя к ней. А насчет подарка говорят: можно передать через кладовщика. Вот он идет. Разрешите ему вручить?
— Обидно, — искренне расстроился Максим. — Передайте ей все, что тут есть.
Когда это было сделано, шофер сел за руль.
— А теперь куда?
— В полк. Нет, сначала в резервный батальон… Это недалеко от второго эшелона штаба армии. Василий мог еще там задержаться. — И, немного помолчав, спросил: — Скажи, есть какая-нибудь разница между притворством и симуляцией? — Он уже взял себя в руки, и его терзала совесть: зачем прикинулся больным перед шофером.
— А к чему вы это спрашиваете, товарищ майор?
— Неужели ты не заметил, как сейчас совершенно здоровый человек прикинулся больным?
— Не заметил, разве только подивился: почему вы это вдруг оробели?
— Ну, ну, такого не могло быть.
Они переглянулись и засмеялись.
С сознанием человека, который покаялся перед товарищем в обмане, Максим подъехал к резервному офицерскому батальону. Но начальник штаба батальона огорчил его, сказав, что лейтенант Корюков утром уехал за какими-то документами не то на плацдарм, не то в госпиталь.
— Что же вы гоняете больного человека в разные концы?
— Никто его не гоняет, он сам выпросил у командира батальона двухдневный отпуск. Хлопочет о каких-то документах.
— О каких-то… Невнимательный вы человек! — упрекнул Максим начальника штаба и, оставив на всякий случай свой точный адрес для Василия, выехал в полк.
Ординарец Миша, немало удивленный столь скорым возвращением командира полка, не стал ни о чем расспрашивать. На вопрос Максима он ответил, что в полку лейтенант Василий Корюков тоже не появлялся.
— Ладно, подождем еще день, а там будет видно, — как бы успокаивая и себя и Мишу, сказал Максим.
Утром, чуть свет, он вместе с Мишей ушел в роты. Полк зарывался в косогор — строились блиндажи, землянки, склады, укрытия. Максим с увлечением впрягся а эту работу. Сейчас он был похож скорее на прораба горных работ, чем на командира полка: ходил по ротам с рулеткой и учил солдат ставить крепи, уплотнять перекрытия — словом, делал все то, что приходилось ему делать в бригадах проходчиков на Громатухе. Грунт в косогоре каменистый, местами попадались толстые пласты известняка. Максим, будто радуясь этому, брал в руки кирку и легко, сноровисто откалывал большие глыбы. Похоже, сама гора шла навстречу его усилиям. Солдаты поглядывали на него с уважительным изумлением. Да и самому Корюкову было приятно ощущать мозоли, появившиеся на ладонях, и жар в груди. Азартный он человек. И было приятно воображать, будто он на Громатухе и, как пишет отец, «ведет наступление на Каскильский увал».