Когда цветут камни
Шрифт:
— Да, он мой жених, — неожиданно для самой себя произнесла Варя. И вдруг, обрадовавшись тому, что сказала она сама, Варя обняла Леню за шею и, не стыдясь, поцеловала в губы.
— Вполне одобряю, — сказал Борковин и, повернувшись к собравшимся сюда гвардейцам, дал команду: — Полк на отдыхе. На чистку оружия… шагом марш! — Затем к Лене: — А вам, гвардии рядовой Прудников, даю увольнительную до боевой тревоги. Идите…
Лицо Лени стало розовым, как Барина кофточка. Он не мог вымолвить ни слова.
— Вот
Вчетвером — Надя, Варя, Леня, Миша — они пошли вдоль Паулюсштрассе.
Вскоре их догнали немецкие мальчики. Возвращая Лене котелок, они твердили наперебой:
— Гут, камрад, гут, гут…
Надя взяла котелок и передала Мише. Как ни огорчен был Миша, а пришлось нести котелок в отряд.
Надя пошла в штаб. Оставшись с Леней наедине, Варя коснулась его плечом. Время шло — минута за минутой.
С неба сонно валились хлопья сажи и пыли.
Артиллерия, не умолкая, молотила Тиргартен. От взрывов тяжелых бомб вздрагивала земля.
— Ты замерзла? — спросил Леня, поглядывая в ту сторону, где могла взвиться зеленая ракета, зовущая в бой.
— Нет, мне хорошо, — ответила Варя.
Глава пятая
В ТИРГАРТЕНЕ
— Свадьба, свадьба…
— Невеста уже надевает венчальное платье.
— Не может быть! — майор Зейдлиц был поражен, услышав от своего друга Вернера столь неожиданную и нелепую новость. Зейдлиц только что вернулся из парка Тиргартен. Там устраивали стартовые площадки для запуска «Фау-2». Не сегодня-завтра сюда должны доставить аппараты Брауна.
Подготовка площадок продвигалась медленно: мешали обстрелы русской артиллерии. Однако Зейдлицу удалось организовать работу инженеров и в таких тяжелых условиях. Он действовал по личному поручению Гитлера, и, если бы кто-нибудь осмелился не выполнить его указаний, Зейдлиц имел право расстрелять любого на месте.
Посылая под огонь людей, которые гибли на его глазах, он и сам рисковал жизнью. Это неизбежно: Германия переживала роковые дни. И вот — пожалуйте, в подземелье свадьба!
— Что же это происходит? — спросил он Вернера, сжимая пальцами виски.
Они подошли к комнате адъютанта Гитлера по особо секретным поручениям. Постучали. Адъютант не ответил. Еще раз постучали и вошли.
Адъютант шарахнулся в угол. Голова у него тряслась.
— Что с вами? — спросил Зейдлиц.
— Я ждал чуда, оно должно было произойти. Я верил… — прошептал адъютант, глядя на Зейдлица глазами побитой собаки.
— Что
— Нас постигло несчастье. — Адъютант вернулся к столу.
— Где, когда? — спросил Зейдлиц.
Адъютант ткнул пальцем в карту:
— Этот остров вчера вечером был захвачен английскими десантниками, а сегодня утром американцы сбросили и свой десант. Американцы — деловые люди. Они взяли, что им надо было взять, и ушли в море. Вот последняя радиограмма…
— А конструктор Браун? А его сверхмощные снаряды?.. За Брауном была послана эскадрилья транспортных самолетов. Успел он вылететь или не успел? — спросил Зейдлиц, прочитав телеграмму.
— Фюрер знает об этом?
— Фюрер приказал молчать.
— Что же в таком случае делать?
— Не знаю, не знаю. — Адъютант схватился за голову и что-то неразборчиво бормотал.
— Говорите громче и смелее, — повысил голос Вернер, — все шпионы давным-давно покинули нашу могилу. Смелей и выше голову! Конструктор Браун скоро явится сюда на свадьбу. Так сказал фюрер. Однако мне пора. — Вернер посмотрел на часы: двадцать один час. В это время Гитлеру приносили ужин, и диетическому врачу положено быть на своем месте.
В кабинете Гитлера Вернер опять увидел Еву Браун. Она стояла рядом с Гитлером. Когда принесли ужин, Ева сняла с тарелок салфетку и положила ее на колени Геббельсу, сидящему с ней рядом. Тот потянулся целовать ей руку:
— Доктор Геббельс, — остановил его Гитлер, — как мы будем чествовать генерала Венка?
— Венк сражается под Берлином.
— Знаю. Завтра он будет в Тиргартене.
— Мой фюрер, все в руках божьих, — сказал Геббельс, подняв глаза на портрет Фридриха Великого, висящего за спиной Гитлера.
— Завтра Венк должен быть в Тиргартене, — повторил Гитлер, ища подтверждения у присутствующего здесь генерала Кребса.
Кребс, помолчав, ответил:
— Войска Венка истекают кровью. Русская авиация и артиллерия терзают их день и ночь. Согласно вашей воле я послал навстречу Венку офицерскую дивизию, но она остановлена на полпути и тоже истекает кровью. Сопротивление теряет всякий смысл.
— Вы плохо изучаете психологию войны, генерал Кребс, — заметил Гитлер, накладывая себе в тарелку вялые листики капусты.
— Наше сопротивление теряет всякий смысл, — повторил Кребс.
Казалось, после такого прямого заявления Гитлер взорвется, и Кребсу не миновать расстрела. Вчера Гитлер приказал расстрелять во дворе имперской канцелярии своего близкого родственника генерала Фегейлена за то, что генерал заговорил о капитуляции. Видимо, генерал Фегейлен собирался бежать из Берлина, да не успел: теперь он валяется в ночных туфлях под стеной имперской канцелярии. Неужели Кребс забыл об этом?
Но Гитлер, видимо, не понял Кребса или сумел себя сдержать.