Когда герцог вернется
Шрифт:
— Знаешь, мне почти хочется тебе верить, — покачала она головой. — Правда, одновременно я бы хотела, чтобы это не имело для меня никакого значения. Но увы, это не так. Когда-то в те десять лет, которые мы провели врозь, хотя уже должны были стать мужем и женой, я раздумывала, понравишься ли мне ты. Но мне и в голову никогда не приходило, что это я могу не понравиться тебе такой, какая есть. Думаю, во мне говорило тщеславие.
— Ты мне очень нравишься, — повторил он.
Исидора продолжила,
— Возможно, это моя вина. Наверное, мне следовало быть более покорной в возрасте шестнадцати лет. Но сейчас слишком поздно об этом говорить. Я не могу перестать быть личностью лишь потому, что тебе нужна жена, которая не говорит по-английски. — Она огляделась по сторонам. — Так почему же ты не женился на принцессе?
— Я был обещан тебе, — ответил Симеон.
— Позволю себе заметить, — язвительно проговорила Исидора, — что ты уже был в ту пору женат. На мне. Но все в порядке. Как сказал нам поверенный, мы вполне можем аннулировать наш брак.
— Нет, не можем, — возразил Симеон. — Мы по-настоящему вступили в брак, так что подтвердили его.
— Но я же не беременна, — сквозь зубы процедила она. — Не беременна!
Симеон едва не спросил ее, откуда ей это известно, но слова застряли у него в горле.
— О! — только и смог выдохнуть он.
— Никто и никогда не должен узнать, что я по глупости — импульсивно, как, без сомнения, скажешь ты, — разделась перед тобой, чтобы добиться хотя бы хиленькой интимности. Уверена, что мой следующий муж будет более понятлив.
— Твой следующий…
Их глаза встретились.
— Ты же не хочешь иметь такую жену, как я, Симеон.
— Я…
Похоже, ему не суждено договаривать начатое, когда они рядом. В ее глазах вспыхнула злоба, как у попавшего в капкан зверя.
— Я не желаю зарабатывать любовь, отказываясь от способности принимать решения, от которых зависит мой образ жизни, — заявила Исидора.
Ну что он мог на это сказать?
— Ты еще найдешь себе подходящую женщину, — промолвила она с усмешкой. — Я бы сказала, что тебе следует обращать внимание на молоденьких девушек. Может быть, твоя мать сможет подыскать тебе подходящую невесту — это куда лучше, чем сочинять всякие истории обо мне. А я уезжаю завтра же утром.
— Что?!
— В Лондон, — продолжила Исидора. — Я сообщу поверенному, что мы начнем процедуру аннулирования брака, а он, надеюсь, сообщит мне, какие основания лучше всего назвать.
— К чему так торопиться? — спросил Симеон, внезапно почувствовав себя разбитым и усталым.
— В этом есть необходимость. Мне уже двадцать три года, — сказала Исидора. — А большинство невест вступает в брак в шестнадцать, Симеон. Мне уже двадцать три! Думаю, ты простишь меня за то, что я так спешу.
Он схватил ее за руку.
—
— Без сомнения! — вырвалось у нее. — Поскольку я не понимаю, почему мне не пришло в голову аннулировать наш брак уже несколько лет назад.
— Ты моя!
— Только не веди себя так, будто я принцесса из пустыни, на которую ты можешь кричать. — Исидора вырвала у него руку.
— Ты и я…
— Не существует никаких «ты и я»!
— Прошлой ночью ты так не думала, — напомнил Симеон.
— Ни один из нас до последнего времени не знал, что такое — заниматься любовью, — закатывая глаза, сказала Исидора. — Хорошо, что мы научились быть вместе и делить удовольствие, только давай не будем делать вид, что в этом было что-то невероятное, ладно? Думаю, в следующий раз все будет еще лучше.
В следующий раз? В следующий раз? В душе Симеона раздался дикий вопль, который перепугал бы Исидору, услышь она его. Он почувствовал, что скалит зубы, как какое-то дикое животное. Она даже не понимает, что было между ними, черт возьми! Не понимает!
— Почему ты так торопишься уехать? — спросил он. — Мне кажется, тебе не нравятся те чувства, которые ты ко мне испытываешь.
Ее губы дрогнули.
— Не нравятся, — подтвердила она. — Ты прав. Я хочу восхищаться собственным мужем.
Он предпочел не услышать этого. Исидора иногда выражается, как итальянская рыбачка, но ее глаза говорили что-то еще.
— Ты поешь? — вдруг спросил он.
Мелодия оборвалась.
— Ты меня любишь.
— Нет!
— Нет, любишь, — стоял на своем Козуэй. Сердце подсказывало ему, что он не ошибается.
Когда Исидора наконец заговорила, в ее голосе звучали ласковые нотки:
— Ты, наверное, думал, что принцесса тоже тебя любит, не так ли, Симеон?
Он недоуменно заморгал, потому что совершенно забыл, о какой принцессе она толкует.
— Некоторые мужчины таковы, — промолвила Исидора, обращаясь скорее к себе, чем к нему. Ее голос стал выше, будто она пела — медленную, печальную песню в миноре. — Они уверены, что все на свете их любят.
— А иногда женщины думают, что никто на свете не может полюбить их, — сказал Симеон, снова хватая Исидору за руку, потому что она собиралась выскользнуть из комнаты.
— Я не позволяла ни одному мужчине обладать мной, — заметила Исидора. — Кроме тебя.
— Я тебя люблю. — Симеон произнес эти слова с уверенностью, зная, что не противоречит истине.
Но Исидора никак не отреагировала на его признание.
— Я буду в Лондоне, — сказала она. — И попрошу поверенного написать прямо тебе, Симеон. — С этими словами она оттолкнула его руку с таким видом, словно он был всего лишь прохожим, и вышла из комнаты.