Когда гремели пушки
Шрифт:
И вот теперь он у него в доме, похудевший, ставший как будто еще выше и старше лет на десять.
Он вошел в кухню и сел на придвинутый хозяином табурет. На коротком ремне у него на плече висел синеватый «вальтер». Из кармана торчала рукоять «парабеллума».
— Откуда? С гор? — не выдержал Ханнес.
— Об этом потом, — сказал Эрвин. — Где Клара?
— Ушла погостить к тетке в Блаальпе. У нее что-то с нервами неладно после всего, что у нас здесь было. А ты где пропадал столько времени?
— Прости, старина, но у нас очень мало времени. Я слышал, ты помогал
— Было, — поморщился Ханнес. — Заставили под прицелом. Меня и Франца Растла тоже. Ты его помнишь?
— Что перевозили?
— Деревянные ящики.
— Много?
— Всего двадцать восемь. По четырнадцать на повозке.
— Откуда?
— Из виллы Рота.
— Куда?
— В Топлиц.
— Значит, они их утопили?
— Да.
— Можешь показать — где?
Ханнес насторожился.
— Как бы не вышло беды. Офицер, который нас сопровождал, предупредил, чтобы мы держали язык за зубами.
Эрвин усмехнулся.
— Очень хотел бы увидеться с этим офицером или хотя бы узнать, где он сейчас… где они сейчас все. Во всяком случае, сюда они больше не придут. Русские взяли Вену.
Только сейчас Ханнес увидел, что яичница на сковородке давно сгорела и комната наполняется синеватым чадом. Он схватил тряпку и столкнул сковородку с огня.
— Говоришь, русские взяли Вену?
— Да. Два дня назад.
— Значит… действительно пруссакам конец?
— Да, Ханнес. И пруссакам и войне. Жизнь снова пойдет по-старому. Но сейчас ты нам должен помочь.
— Чем?
— Ты должен показать место, куда возили ящики.
— Это нетрудно, — после некоторого раздумья сказал Ханнес. Он подошел к вешалке и снял с нее куртку. — Идем.
Уже по дороге к озеру он спросил:
— Ты сказал, что я должен помочь вам. Кому это вам?
— Мне и моим товарищам.
«Значит, действительно он — коммунист, — пронеслось в голове Ханнеса. — «Моим товарищам…» Вот тебе и маленький Эрвин… А в конце концов мне наплевать. Если коммунисты сумели свернуть шею этому мерзавцу Шикльгруберу [6] , значит они толковые ребята…»
6
Настоящая фамилия Гитлера.
Топлиц в этот день было особенно красивым. Вода лежала в котловине спокойно, и ни единая морщинка не нарушала ее тишины. Свежая зелень леса, сбегавшего по склонам Грасванда к берегу, как бы опрокидывалась в глубине озера и повторялась там до мельчайших подробностей. И если долго смотреть, даже голова начинала кружиться, такая в воде отражалась глубина. Если бы только не воронки от взрывов, уничтоживших бараки испытательной станции и блокгауз, можно было подумать, что пруссаки никогда не приходили сюда, да и никакой войны не было, все это дурной сон.
— Вот здесь они перегружали их на плоты, — сказал Ханнес, показывая на пологий спуск к воде. — Видишь, на земле еще следы наших повозок.
Хаммер осмотрел берег.
— У тебя, кажется, была лодка?
— Лодка, — хмуро
— Не могли же они увезти их с собой, — пробормотал Эрвин. — Где-нибудь здесь, в кустах.
Но в кустах, сколько они ни искали, лодок не было. На глаза им попался только плот, связанный из десяти бревен. Наполовину вытащенный из воды, он был завален ветками, наспех обломанными с ближайших деревьев.
— Здорово торопились, — сказал Эрвин. — Слушай, Ханнес, сходи, дружище, домой за топором, мы вырубим весла. А я пока попробую столкнуть этот крейсер на воду.
КЛАД
— …Какая здесь глубина?
— Посередке метров сто — сто двадцать. А здесь под нами, я думаю, не больше тридцати.
Хаммер лежал на краю плота и напряженно всматривался в воду. Ханнес, орудуя кормовым веслом, медленно вел плот, следуя изгибам берега.
Косые лучи солнца пробивали воду метров на десять в глубину и гасли в пелене желтоватой мути, видимо поднятой со дна взрывами.
— Хотя они и пошли к середине, но далеко от берега увезти их не могли, — сказал Ханнес. — Я и сотни шагов не успел отойти со своей телегой, как они вернулись.
— Ящики были тяжелые?
— Да. Каждый из них поднимали два солдата.
— Вода слишком мутная. Держи ближе вон к тем кустам.
Ханнес сделал несколько сильных гребков.
— Что это за палки на дне?
— Какие палки?
— Вот здесь, слева.
Ханнес бросил весло и лег на плот рядом с Хаммером.
— Вот, видишь, еще одна.
Лесничий вгляделся в воду.
На глубине трех-четырех метров он увидел довольно длинный шест, стоящий вертикально. Шест слегка раскачивался из стороны в сторону, как поплавок, колеблемый глубинным течением.
— В жизни не видел такого. Будто он привязан к чему-то за нижний конец.
— Ханнес, найдется в твоем хозяйстве кошка? Сейчас мы узнаем, к чему привязан этот поплавок.
…Через несколько минут плот снова оттолкнули от берега и подвели к тому месту, где в глубине покачивались таинственные шесты. Хаммер осторожно опустил в воду запасной якорь от конфискованной эсэсовцами лодки Ханнеса. Якорь был трехлапый с острыми, хорошо заточенными концами. Он сразу же зацепился за что-то на дне. Лесничий и бывший объездчик начали медленно выбирать веревку.
Сначала на поверхность всплыл шест, привязанный прочным шнуром за какой-то тяжелый предмет, а потом и сам предмет, оказавшийся небольшим кубическим ящиком, сколоченным из толстых, хорошо пригнанных друг к другу досок. Ханнес и Хаммер с трудом втащили его на бревна плота.
— А теперь — к берегу! — скомандовал Эрвин.
Его аккуратно вскрыли стамеской на кухне Ханнеса.
Под досками оказалось несколько слоев водонепроницаемой бумаги, а под ней — два слоя хорошо просмоленной парусины.