Когда играют дельфины…
Шрифт:
Человек в очках поравнялся с раскидистым, чуть уклонившимся к забору тополем. Темная фигура быстро метнулась вперед. Стремительный прыжок… удар… слабый крик — и преследователь склонился над распростертым телом. Под его ногой хрустнули залитые кровью очки…
«Ураган 30617»
Доклад дежурного управления милиции был сух и лаконичен. «Сегодня в пять тридцать утра на Приморской улице старший сержант милиции Парамонов обнаружил человека с тяжелым ранением в голову. Раненый без сознания. При нем найдены документы на имя Николая Федоровича Рочева, заместителя заведующего сейсмостанцией. Мотивы
Майор Страхов поблагодарил дежурного и не торопясь положил трубку на рычаг.
За последние полтора — два месяца в городе случилось несколько происшествий, и все они сказывались чисто уголовными. Но майор недаром просил управление милиции ставить его в известность обо всех, даже самых незначительных на первый взгляд происшествиях. Ведь одно из них могло навести на след этой таинственной операции «Ураган 30617», о которой сообщалось шифрованной радиограммой. Над разгадкой непонятной пятизначной цифры ломали голову и майор Страхов, и его помощник капитан Тимофеев, и лейтенант Марченко, и другие члены группы, но… безрезультатно.
— Попробуем заняться покушением на Рочева, — решил майор и попросил вошедшего на звонок рассыльного немедленно вызвать лейтенанта Марченко.
Лейтенант вошел в кабинет Страхова, как всегда чуть рисуясь безукоризненной выправкой. Майору нравился этот инициативный, исполнительный офицер. Наедине он часто называл своего подчиненного просто по имени и не сердился, слыша в ответ вместо привычного «товарищ майор» не предусмотренное уставом «Алексей Иванович».
— Займешься покушением на сейсмолога Рочева, Петр. Осмотри место покушения. Оно не затоптано, там милиционер стоит. На сейсмостанцию пока не ходи. Свои выводы и мнение врачей о состоянии пострадавшего доложишь мне. Ясно?
— Ясно, Алексей Иванович.
— Запиши исходные данные. Покушение состоялось на Приморской, напротив дома номер сорок восемь в ночь с тридцатого июня на первое июля. Потерпевший обнаружен в пять тридцать утра. Все.
Пока Марченко писал, Страхов с легкой завистью рассматривал румяные, покрытые пушком щеки лейтенанта.
— Что с тобой?
А с Марченко действительно творилось что-то неладное. Минуту назад спокойный и невозмутимый, он закусил колпачок авторучки и широко раскрытыми глазами смотрел в записную книжку. Затем шагнул к столу и охрипшим от волнения голосом сказал:
— Нашел, это он, Алексей Иванович. Честное слово, он самый.
— Да кто «он»?
— Номер! Вы посмотрите, что у меня получилось.
На листке сверкала невысохшими чернилами короткая строчка: «Приморская, 48, с 30.6 на 1.7».
— Алексей Иванович, ведь это 30617… «Ураган 30617».
— Мм-да-а. Пожалуй, ты прав. Однако это нужно еще проверить. Может быть, чисто случайное совпадение. Во всяком случае задание остается в силе. О выполнении доложить в двенадцать ноль-ноль.
— Слушаюсь.
Оставшись один, Страхов вынул из ящика стола телефонную книгу и, полистав ее, набрал нужный номер.
— Игорь Сергеевич? Здравствуйте, говорит майор Страхов. Очень рад, что застал вас дома. Мне нужно срочно поговорить с вами по серьезному делу. Что? Свободные полчаса? Великолепно. Заедете? Жду.
С профессором Вяльцевым майор был знаком не один год. Как и многие офицеры, он знал профессора по интереснейшим лекциям, которые тот регулярно читал в Доме офицеров. О таких, казалось бы, специальных науках, как астрономия, сейсмология, геология, Вяльцев говорил так, что увлекал даже совершенно непосвященного человека. После
— …Ну вот, вы знаете об этом столько же, сколько я, — закончил Страхов свой короткий рассказ. Не упомянул он лишь о предположении лейтенанта Марченко. — Теперь, Игорь Сергеевич, попрошу вас вспомнить и рассказать мне все, что вам известно о вашем заместителе.
Потрясенный сообщением майора, Вяльцев, сгорбившись, неподвижно сидел в кресле. Страхову показалось, что профессор сразу как-то постарел и осунулся.
— Не знаю, что и сказать, не знаю, — ответил он. — Все это так ужасно… Молодой, талантливый и вдруг — без сознания, чуть ли не при смерти! Кому бы это понадобилось?.. Вы говорите, что это не ограбление, но… что же тогда?
— Вот это мы и должны выяснить, дорогой Игорь Сергеевич. И вы можете нам помочь.
— С радостью, но чем?
— Пока только одним: расскажите все, что вам известно о Николае Федоровиче Рочеве.
Профессор говорил медленно, стараясь припомнить мельчайшие детали, и перед майором постепенно вырисовывалась фигура Рочева. Чуть-чуть нелюдим: мало друзей, трудно сходится с людьми; чуть-чуть скрытен: ни с кем, даже со своим научным руководителем, не делился многими мыслями и положениями диссертации. Последовали еще несколько «чуть-чуть», и профессор перешел к событиям минувшей ночи. Страхов насторожился.
— Что же это было за явление, Игорь Сергеевич? — спросил он Вяльцева.
— Пока трудно сказать. Ведь вы знаете, мы, ученые, предпочитаем не делать скоропалительных предположений. Получим ответ из Москвы, обязательно сообщу вам результаты. Кстати, — спохватился Вяльцев, — ведь сейсмограмма еще не отправлена… Я поручил это Николаю Федоровичу, а он… — и профессор глубоко вздохнул.
— Вы разрешите мне взглянуть на эту сейсмограмму?
— Пожалуйста, хоть сейчас.
— Великолепно, так и сделаем…
Это утро на городской сейсмической станции было таким же обычным, как и все другие. Не спеша, по-стариковски, собирался домой вахтер дядя Ваня. Верочка приводила в порядок папки с бумагами, внимательно «слушали» землю чуткие молчаливые приборы.
Когда профессор с майором вошли, в комнату дежурного, Верочка доложила Вяльцеву, что остаток ночи и утро прошли спокойно, ничего особенного не случилось.
— Спасибо, спасибо, — поблагодарил он, — дайте нам, пожалуйста, первую папку, ту, что лежит в шкафу, в подвале. В ней, — обратился профессор к Страхову, — у нас хранятся наиболее интересные с научной точки зрения сейсмограммы. Вероятно, и вчерашнюю Николай Федорович положил туда… Странно, очень странно, — протянул Вяльцев, перебирая содержимое кожаной папки. — Сейсмограммы нет, зато почему-то вложены листы диссертации Николая Федоровича. Рассеянность непростительна для молодого человека. Посмотрим в его столе, сейсмограмма, без сомнений, в одном из ящиков.