Когда исчезает страх
Шрифт:
Порой девушку охватывала смутная тоска и тревога оттого, что у нее не было близкого друга. «Надо жить полной, настоящей жизнью, — записала она в памятке. — Мыслить, бороться, ненавидеть и обязательно кого-нибудь любить». Но у нее все складывалось не так, как хотелось. Она не встречала ни парней, ни девчат, которым бы могла полностью довериться и раскрыть душу. Жизнь с Калерией Венедиктовной и — нечуткость Васи Конкина приучили ее к недоверчивости и скрытности.
Кочеванова Ирина первый раз увидела в райкоме. От него исходила такая захватывающая и привлекающая к себе
Кирилл не замечал ее взглядов, он относился к ней почти так же, как к парням, разве только с меньшей серьезностью. Выслушивая ее стремительную скороговорку о делах на аэродроме, он неожиданно прерывал ее:
— Стоп, пулемет! Отпустить гашетку. Ирочка, нельзя ли короткими очередями?
А когда она заканчивала докладывать, качал головой и, сверкнув зубами, говорил:
— Ну и болтушка!
Он не знал, что девушка умышленно затягивает разговоры.
Став самостоятельной, Ирина рассталась с бабкой Машей и Торопыгой из-за Калерии Венедиктовны, — она переехала жить во вновь построенный дом. Ей дали комнату на мансарде, в окне которой виднелись лишь крыши да фабричные трубы.
Дом походил на букву «П» — два длинных корпуса были соединены в одном конце коротким. Из окна своей комнаты Ирина могла рассмотреть, что делается в окнах другой части дома, так как дворик был узким.
Однажды в одном из окон, тоже выходивших на крышу, Ирина увидела ноги, колыхавшиеся в воздухе. Кто-то там на мансарде ходил на руках и занимался гимнастикой. Лица ей не удалось разглядеть.
«Акробат, видно, живет», — решила она.
И только летом Ирина опознала парня, который жил против нее. В воскресенье он разостлал на крыше тюфячок, улегся и стал загорать. Это был Кирилл Кочеванов. Ирина обрадовалась, ей хотелось крикнуть ему: «Ты тут от труб закоптишься, поедем лучше на взморье!» Но она не решилась. «Еще покажется, что я навязываюсь. Пусть лучше не знает, что я — его соседка, так интересней».
И вот теперь в спортивном лагере ей было тоскливо без Кирилла и ничего не хотелось делать.
«Неужели я всерьез? — размышляла она. — Нет, чепуха, просто привыкла. А он, противный, не мог сказать, поехали бы вместе. Ну что мне тут одной? Друзей особых не предвидится. Ян? Какой он друг?..»
Ирине не нравились такие развязные и самоуверенные парни, как Ширвис. Яну не хватало простоты, чувства справедливости и обычной человеческой доброты. Он всегда стремился оригинальничать: удивлять неожиданными словами и поступками, ни с кем при этом не считаясь.
«Нет, — мотнула девушка головой, — не подойдет».
Ирине вдруг почудилось, что за ней кто-то наблюдает. Повинуясь безотчетному чувству, она обернулась и увидела Кирилла, стоявшего на дорожке с чемоданом.
«Не убежал, вернулся!» — обрадовалась она и крикнула:
— Кирилл, что же ты? Скорей переодевайся, я жду!
— Меня ли? — спросил он.
— Тебя, и очень. Только
Глава шестая
Утром, когда Кирилл с Ириной готовились к кроссу, к ним неожиданно подошла Зося Кальварская и спросила:
— Вы ничего не имеете против, если я побегу рядом? Только по лесу…
— А вы нам не помешаете, — сказала Ирина. — Мы не та пара, в которой третий лишний.
— Вы так уверены в себе? — не могла не съязвить Кальварская.
— Нет. Просто я не привыкла, как некоторые, всюду заводить поклонников, меня больше устраивают товарищи.
Кальварская смолчала. Не в ее интересах было ссориться с Ириной.
Вчера вечером Гарибан, как обычно, позвал ее к себе в кабинет, закрыл дверь и сказал:
— В течение нескольких лет я стараюсь вывести тебя в первый десяток лучших бегунов. Добивался этого не только твоими талантами, но и разными тактическими ухищрениями. Иногда не очень благовидными. Пока мне удавалось обезвреживать опасных конкуренток в черте нашего города и создать тебе славу непобедимой. Но вот вновь всплыла Большинцова. На прикидке она показала лучшее время в сезоне. Может произойти то же, что было три года назад.
— Зачем же вы ее вызвали и сами тренируете? — не могла понять Зося.
— Видишь ли, лучше руководить ею самому, чем отдавать в чужие руки. Я, конечно, сделал вид, что ее время посредственное, и посоветовал пробовать себя на прыжках в длину и в спринте, но…
Видя, что Зося хочет его перебить, Евгений Рудольфович поднял палец и жестким тоном добавил:
— Но если я увижу, что ты проигрываешь на соревнованиях, то выпущу ее — никому не известную. Иначе буду глупцом, не использующим резервов для потрясения противников. Так что советую тебе от враждебных отношений перейти к приятельским.
— Значит, вы считаете, что я не гожусь, не сумею удержаться на первом месте? — обиделась девушка.
— Нет, этого я не говорю. Беда наша в том, что появляются новые конкуренты и они, как ни прискорбно, показывают опасное время. Наша задача — сделать их союзниками. Понимаешь? Ведь эту Большинцову я еще тогда приметил, но не смог найти. Паршивая девчонка куда-то убежала. Совершенно неожиданно я ее встретил этой весной, когда судил соревнования осоавиахимовцев. Четыреста метров она прошла чуть ли не с рекордным временем. Мне пришлось накинуть более секунды, чтобы отвлечь от летчицы внимание других тренеров.
— Выходит, что для вас я должна поступиться гордостью и сделать эту противную нахалку своей приятельницей.
— Не для меня, а для себя, — поправил ее Гарибан. — Пойми, мне гораздо выгодней на последние осенние соревнования выпустить Большинцову. Все газеты затрубят: «Известный педагог и тренер вырастил новую чемпионку». А я этого не делаю. Сознательно иду по более трудному пути, полагая, что ты поймешь и отблагодаришь… Мне хотелось бы удержать у себя Кочеванова. У этого райкомовца большое будущее. Он, кажется, на тебя поглядывает. Присоедини, пожалуйста, и его к своим поклонникам.