Когда исчезнет эхо
Шрифт:
– А Женя? – От обилия имен и ненужной, в общем-то, информации у Юльки голова начала идти кругом.
– Так я ж и говорю. Женя его племянница была. Дочка младшего брата. Володей его звали. Он-то как раз женился. Невеста у него городская была. И он к ней в город переехал. На заводе работал, на нефтеперегонном. Дитенок у них народился. А потом они с женой в Крым поехали, на машине. Ладно, малую с собой не взяли, у бабки с дедом оставили! И на машине разбились. Вот горе-то какое! Клавдия-то Васильевна за одну ночь поседела. Вот как по младшему убивалась! А Женечка сиротой осталась. В шесть-то лет! Ну бабка с дедом ее к себе забрали, конечно.
– Утопилась? – подала голос Вероника, которая до этого слушала молча и с легким недоумением на лице. Чужая семейная история, с бухты-барахты вываленная совсем незнакомыми людьми, казалась ей неуместной, но тут любопытство пересилило.
– Ну да, – женщина закивала, часто-часто, видимо, ей очень хотелось поговорить. А тут и случай представился в лице сразу двух собеседниц. – Это было ровно тридцать лет назад. Такое лето выдалось! Жаркое, грозное. Что ни день, то гроза. Старики еще судачили, что гром – это божья кара. Мол, сердится всевышний на нас за что-то. Не к добру это. И как накаркали. Сначала Митька утоп. И в ту же ночь Женечка утопилась. Сбросилась с обрыва – там, выше по течению, обрыв есть. И под ним омут.
– Кто такой Митька? – ошалело спросила Юлька.
– Да боже ж ты мой, мальчишка деревенский! Прокопьевны нашей младший брат. Юркий такой был, сорвиголова, вечно лез куда не просили. Вот он перед грозой на речку побежал купаться – и утоп.
– А Женя почему утопилась? – снова поинтересовалась Вероника. – Из-за этого мальчика, что ли?
– Да нет, Митька к ней был никаким боком. Ему двенадцать, ей семнадцать. Такая красавица была, лапочка просто! А утопилась – ведомо отчего: от несчастной любви. Знамо дело, со студентом своим поссорилась да и сиганула в реку с обрыва. А он-то, бедолага, не вынес вины-то такой – и в петлю. Вот прям назавтра и повесился. Вот какой ужас у нас тут был. Три загубленных души, почитай, за одну ночь!
– А студент тут откуда взялся? – Вероника не унималась, но ответить соседка не успела. Ее муж сделал шаг вперед и решительно отвел ее рукой, как воздух разрубил.
– Вот что, мать, хватит болтать-то уже, – сказал он. В добродушном, казалось бы, тоне звучали стальные нотки, и жена их расслышала, стушевалась. – Вот что за помело вместо языка! Стоит увидеть благодарного слушателя – и ну болтать, ну болтать! В общем, Юля, мы рады, что вы тут дом купили. Если помощь по-соседски будет нужна, то всегда заходите, если болтовни моей бабы не боитесь. Меня, кстати, Василий Васильевич зовут, а супругу мою – Светлана Капитоновна.
– Спасибо, – сказала Юлька и сделала спасительный шаг к калитке. От болтовни Светланы Капитоновны у нее даже голова заболела. – Раз собака не ваша, то мы пойдем. Нам еще много домов предстоит обойти.
– Странно, – пожилая женщина выглядела теперь задумчивой, – как псинка одна-то оказалась? Даже и не знаю. Вась, спросить бы надо у…
Муж зыркнул на нее глазами так сурово, что она тут же захлопнула рот.
– Ничего, мы поищем, – сказала Юлька и устремилась к выходу. За ней послушно шла Вероника, по-прежнему прижимающая к своему роскошному топу с надписью «Шанель»,
Выскочив на улицу и захлопнув калитку, они обе, не сговариваясь, засмеялись.
– Вот ведь болтушка! – отдышавшись, воскликнула Юлька. – С таким жаром рассказывает про события тридцатилетней давности, как будто они случились вчера.
– А все-таки интересно, почему та девушка приняла решение броситься с обрыва, – задумчиво сказала Вероника. – И откуда взялся этот студент, который не смог без нее жить, тоже интересно. Вот я бы ни за что не покончила с собой. Никогда. Это же совершенно невозможно – сделать таким образом, чтобы твои родители плакали.
В ее речи опять проскользнула та легкая неправильность, которая манила к себе собеседника.
– Так не было у нее родителей, нам же рассказали, – ответила Юлька. – Хотя да. Я бы тоже не смогла покончить с собой, и именно по этой причине.
Ей вспомнились первые дни после измены мужа, когда казалось, что вокруг кончился воздух. При попытке вздохнуть в ноздри втягивалась какая-то железная масса, полная колких металлических опилок. Юлька вспоминала школьные опыты с магнитом, когда опилки создавали на белом листе бумаги затейливый рисунок, и думала, что именно такой кружевной металлический узор сейчас оседает в ее легких, разрывая их.
Она думала о смерти, которая могла бы подарить облегчение от той боли, которую она испытывала. Боль была невыносимой, и если бы Юлька могла, то сделала бы спасительный шаг с крыши или уснула бы в ванной, полоснув лезвием по венам, или напилась бы каких-нибудь таблеток. Но она не могла, потому что мама с папой этого точно не заслуживали. Боль была только ее и ничья больше, и перекладывать ее на самых близких и горячо любящих ее людей было бы неправильно. Точнее, невозможно.
Видимо, что-то изменилось в ее лице, потому что Вероника внезапно взяла ее за руку. Ладонь у нее была узкая, прохладная, очень красивая.
– Что-то случилось? – спросила девушка, и Юлька подышала открытым ртом, замотала головой, прогоняя внезапно напавшую на нее боль.
– Нет-нет, все хорошо, – сказала она фальшиво. – Пойдем дальше.
Следующие два дома по обе стороны улицы были нежилыми. Один – соседский – недостроенный. Второй, рядом с домом говорливой Светланы Капитоновны, – старый, облезлый, страшный, с провалившейся крышей и окнами, забитыми крест-накрест досками. Сквозь щели в заборе был виден и участок, заросший крапивой в человеческий рост. Еще на нем стояли яблони, замерзшие, черные, лишенные листвы, мертвые, рассохшиеся. Жутью от них веяло, и Юлька невольно ускорила шаги.
За заколоченным домом оказался магазин, наоборот, очень яркий и веселенький. Крыша металлическая, недавно уложенная, блестящая на солнце, стены выкрашены в фиолетовый цвет, наличники – в желтый, крылечко – в голубой. От безвкусной нарядности рябило в глазах, но повышалось настроение.
Напротив стоял тот самый дом, к которому Юлька сегодня уже ходила к колодцу. Сложенный как бог парень и сейчас был во дворе. Не успела Юлька его заметить, как песик на руках у Вероники вдруг подал голос и смешно затявкал. Молодой человек завертел головой, словно искал источник звука, увидел Юльку, затем Веронику и замер. Юльке стало смешно. Она прекрасно понимала, почему идущая рядом с ней красавица вызывает такую реакцию. Будь Юлька мужчиной, сама бы застыла как вкопанная.