Когда крепости не сдаются
Шрифт:
В расположении дивизии возникали «окна», — одно за другим; отдельные группы ее войск были окружены. Но командир дивизии приказывал полкам обороняться. Свой левый фланг, по северной опушке леса от совхоза, в котором стоял штадив, он прикрыл саперным батальоном, а правый и тыл, по южной опушке, — батальоном Мирополова. Он очень надеялся на этот батальон, то есть главным образом на его командира, которого давно и хорошо знал. О своем решении командир дивизии донес в штарм по рации и при этом расхвалил Мирополова на все корки. Между тем батальон, сражавшийся у шоссе и отбивавший атаку за атакой, изнемогал. Место, на котором он держался,
Вечером в штадиве подсчитали потери. Серьезное дело! Но как ни поредел за день людской состав дивизии, как ни много орудий полковой и дивизионной артиллерии оказалось выведенными из боя, — все-таки главное заключалось не в этом. Мужество удесятеряло силы бойцов, и орудия в геройских руках действовали одно за два, за три. Главное заключалось в том, что боекомплект снарядов, мин и патронов в частях заметно подошел к концу, а подвоза не было, и никакое мужество не могло восполнить этого недостатка.
Правда, несмотря даже и на это, дивизия продолжала стоять. Но сколько она могла бы еще простоять? Крепко-крепко подумал командир дивизии и… приказал отходить. Ночью выступил обоз с ранеными; за ним — остатки строевых частей; а с третьей партией — штадив. Гаубичная артиллерия двигалась на тракторах. Район сосредоточения, указанный дивизии штабом армии, находился в лесных массивах, к западу от железнодорожной станции Елита.
В общем армия держалась. За весь день двадцать второго гитлеровцы потеснили ее центр всего лишь на восемь километров. Но на флангах было плохо. Справа — потеряна связь с отходившими в неравном бою частями соседней армии и фланг обойден. Слева — еще хуже. Командующий был человек находчивый и твердый. Он знал: остается одно — отвести армию и так перегруппировать ее на отходе, чтобы выделить резерв. Однако отход означал сдачу Осовца, а также и города, где до войны стоял штарм…
Командный пункт находился в лесу, километрах в десяти к западу от города. Здесь штарм простоял два первых дня войны. Лес был колючий: сосна и ель непролазной стеной окружали пункт. Несколько дальше к востоку кудрявился дуб, заплеталась береза, ольха и осина выходили на опушку, и уже по самой опушке бежал легкий пояс из орешника и диких яблонь. Под вечер двадцать третьего Наркевич был на пункте, когда в лесу появился пыльный и потный пограничный генерал. «Здравствуйте!» — «Здравствуйте!» — «Откуда?» — «Из Гродно». — «Что там?» — Но генерал больше трех километров прошагал пешком.
— П-пить! — прохрипел он, дико вращая красными глазами, и остыл только над третьей кружкой.
Вопросы посыпались.
— Карбышев в Гродно? — спросил Наркевич.
— Вчера вечером был… Уж не знаю, уехал в Мосты или нет… А говорил, что сюда к вам собирается…
— Отлично, — сказал командующий армией, высовывая из палатки грузное тело, быстро оглядывая гостя и сейчас же опять исчезая в палатке, — наш отход — не простой отход, а… Это — активная стратегическая оборона. Из глубины страны
Тр-р-рах! Тр-р-рах! — командующий зажмурил глаза и качнул головой. «Жену с ребенком отправил. Стажеров-академиков — тоже. А Карбышев…»
— Только беречь Карбышевых надо, — сказал он.
Мысль его снова повернулась на главное. Как для него, так и для члена Военного Совета армии, — они были вдвоем в палатке, — главное сейчас заключалось в том, чтобы правильно понять происходящее на фронте и принять соответствующее решение. Первое было легче второго. Они понимали: противник хочет охватить с обеих сторон все три советские армии, заслоняющие московское направление, потом выйти им в тыл, замкнуть кольцо у Барановичей и… Приказ об отходе лежал перед ними. Оставалось его подписать.
— Надо уметь принимать большие решения! — сказал член Военного Совета и взял в руку перо, но сейчас же бросил, словно обжегшись.
— Нет, не могу!
Заслышав снаружи шум, командующий высунулся из палатки. Ловко крутясь между шалашами и землянками, с треском ломая еловые сучья и дрыгая на змеистых сосновых корнях, из лесу выскочила разбитая полуторатонка. В кузове, держась за борт, стоял, окруженный солдатами, маленький темнолицый человек, собираясь прыгнуть наземь. Наркевич протягивал ему руку…
Карбышев заговорил быстро и решительно:
— Мое мнение? Раз мы отходим, — значит все хорошо. Стратегическая цель гитлеровцев — первым же ударом уничтожить наши войска. Им надо, чтобы мы из пограничной полосы и выбраться не могли. А мы отходим. Стало быть, прекрасно! И отходим не просто, а ведя упорные оборонительные бои…
Карбышев был прав. Он не знал, что эти бои на белостокско-минском направлении уже сковали почти всю девятую, всю четвертую армии гитлеровцев, части их третьей и второй танковых групп. Но ему было ясно: наступление самой сильной, самой центральной группировки фашистских войск, рвущихся к Москве, наткнулось на неожиданное сопротивление отходящих войск и задерживается. Удар основной группировки ослабляется, и сила его растрачивается в преодолении множества препятствий… Он пожал плечами.
— Мое мнение? Отходить с боями…
И вот — приказ подписан. Отданы приказания об отходе. Корпуса и дивизии подтвердили их получение. Стемнело. Командный пункт штарма поднялся и двинулся на восток, к железнодорожной станции Елита, возле которой уже было выбрано и подготовлено для него в лесу подходящее место.
Тр-р-рах! Тр-р-рах! Лес вздрагивает, как испуганный зверь, и глухо стонет, отзываясь на грохот разрывов и на звонкие человеческие голоса. Разрывы бомб не так уж близки, а крики людей — рядом. «Что случилось?» — «Убит»… Убит был генерал пограничных войск, приехавший вчера из Гродно.
— Дмитрий Михайлович, — сказал командующий, — знаете что? Ей-богу… кольцо не нынче-завтра замкнется. Берите машину и охрану. Поезжайте в Москву…
Мимо пронесли генерала-пограничника. Карбышев отдал покойному честь и, когда заговорил, лицо его было задумчиво и серьезно.
— Товарищ командующий! Срок моей командировки в здешний округ не истек. Ехать в Москву до его истечения только потому, что началась война, — зачем же? В Гродненском укрепленном районе мне мало удалось сделать, но это — не моя вина. Выжимайте из меня любую помощь. Согласны?