Когда людоед очнется
Шрифт:
— Это вы мне уже говорили.
— Вам не следовало возвращаться ночью одной. Надо было взять такси.
— Вы за мной следили?
— Я вас выслеживал.
— Это то, что по-французски называют нюансом?
Он устало запустил руку в волосы.
— В номере Брэда Арсено нашли деньги. И фотографии Лу Неккер. И диск с записью «Вампиреллас». По-моему, он еще во Франции. Он оставил свои паспорта. Настоящий и фальшивый. И я никак не могу понять почему. А еще я не понимаю, почему он хранил в номере вашу афишку. Он знал, что вы занимаетесь массажем.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Он взял из стопки верхний журнал, вынул из кармана ручку и написал на обложке номер.
— Мой мобильный. На всякий случай.
И положил журнал на место.
— Может, вы и привыкли доносить на своих друзей, а я нет, майор.
— Мы можем обмениваться колкостями, как боксеры ударами, но я не вижу в этом необходимости.
— Тогда зачем вы пришли?
— Я бы не хотел… не хочу, чтобы вы попали в беду. Доброй ночи.
20
Ингрид не могла сомкнуть глаз. Она встала, приготовила себе самый крепкий в западном мире кофе и села за кухонный стол. В голове проносились обрывки мыслей. Без определенной цели она вышла из дома. Солнце окутало улицу Фобур-Сен-Дени бледным утренним светом. Ей почудилось, что все вокруг плывет — город, время, ее прошлое. Ее отрочество с Брэдом вторглось в ее жизнь в Париже. В жизнь у канала Сен-Мартен. Она решила дойти до комиссариата Тринадцатого округа. Это неблизкий путь, но он поможет ей успокоиться.
Письменный стол лейтенанта покрывали бумаги, пустой стаканчик из-под кофе соседствовал на бумажной салфетке с огрызком круассана.
— Могу я видеть Саша Дюгена?
— В ближайшее время нет.
— Он у себя?
— Шеф там, где ему нужно.
Они уставились друг на друга. Потом лицо лейтенанта расслабилось:
— Вы застали меня врасплох, но если вы желаете сделать заявление, я в вашем распоряжении. Очевидно, это по делу Неккер?
— Нет, я по личному вопросу. Я подожду в коридоре.
— Вы уверены?
— Вполне.
— У нас есть кофемашина.
— Спасибо за информацию.
— Я попытаюсь связаться с Саша по мобильному. Договорились?
Она уселась в коридоре, наблюдая за повседневной жизнью участка. Двое офицеров привели человека в наручниках. Его втолкнули в кабинет. Две женщины что-то обсуждали возле кофемашины. Одна в форме, другая — в пальто, волосы убраны в пучок. Покопавшись в карманах, Ингрид нашла несколько монеток и подошла к кофемашине.
— Пока я теряю время среди садовых тачек и шайки взбудораженных остолопов, шеф и Николе заняты высокими материями. И после этого нам будут втирать о феминизации французской полиции.
— Утро на дворе, а Николе уже с головой зарылся в свои папки.
— Когда шеф вернется из боксерского клуба, он отметит его преданность и трудолюбие. Прелесть что такое.
— Майор занимается боксом?
— Тайским. Каждое утро.
— Как он находит время?
— Клуб
— Вот почему он всегда такой невозмутимый.
— В этом я не уверена. В последнее время он выглядит напряженным. А срываться будет на мне. В этой роли я его очень привлекаю.
— Человек он непростой, зато сексуальный. Разве нет?
— Согласна, хотя порой я бы предпочла работать с дураком.
Ингрид вышла из комиссариата. У местных торговцев она узнала адрес боксерского клуба в китайском квартале.
Саша Дюген встретился с Рашидом Бахри в раздевалке. О таком спарринг-партнере можно только мечтать. Энергичный, доброжелательный, всегда подтянутый, он жил одним боксом. И тот оставил ему бесчисленные воспоминания и шрамы на лице. Они тщательно обмотали руки ремнями и надели шлемы. Рашид рассматривал Дюгена, улыбаясь краешком рта. У него был дар читать по лицу, и он прекрасно видел, что Саша чем-то обеспокоен. Дюген был уверен, что Рашид не станет донимать его расспросами. Он самый сдержанный человек на свете, но умеет выслушивать признания и, когда надо, забывать о них.
Кроме старика Давида, прыгавшего через скакалку, и малыша Венсана, занятого уборкой, в зале никого не было. Они разогрелись на боксерской груше и поднялись на ринг. Рашид начал не спеша, но Дюген быстро дал ему почувствовать, что следует ускорить темп. Тот настроился на его ритм, стал наносить точные прямые удары, все более резкие и мощные, бить ногами по бокам. Саша отвечал ему тем же. Обливаясь потом, они остановились, чтобы глотнуть воды и ополоснуть лицо.
— Ты сегодня в ударе, — сказал Рашид.
Саша собирался ответить, но заметил, как тот внезапно застыл. Проследив за его взглядом, он увидел Ингрид Дизель и снял шлем. Она помахала ему и шагнула вперед. Рашид направился к старику Давиду.
Дюген схватил махровое полотенце и вытер себе грудь и лицо. Сначала ему показалось, что американка собирается дать ему пощечину, но, к его удивлению, она взяла у него полотенце и промокнула себе затылок. На лице у нее не было и следа косметики, короткие светлые кудряшки слиплись, синие глаза потемнели. Каким-то детским жестом она прижала полотенце к груди и прислонилась к рингу. Он встал рядом. Как можно ближе. Она хорошо пахла. Чем-то цветочным, какими-то белыми цветами.
— Из-за вас я глаз не сомкнула.
Он кивнул, стараясь скрыть волнение.
— Чепуха какая-то, — продолжала она. — Будь Брэд наемным убийцей, он бы забрал документы, деньги и скрылся.
Он взял у нее полотенце, будто невзначай коснулся ее пальцев. И почувствовал, как она вздрогнула от его прикосновения. Снова обтерся. Она наблюдала за ним, ее глаза задержались на его лице и груди. Но тревога взяла верх:
— Я не дам вам упечь его в тюрьму.
— Я изучил документы, касающиеся обоих убийств. Преступления в парках Ситроена и Монсури ничто не связывает. Нет никакого садового маньяка. Понимаете?