Когда мертвые оживут
Шрифт:
На четвертый день над судном появился дым. Стоял штиль, солнце палило немилосердно, и мы изнемогали от зноя под провисшим тентом. Я затеял было слизывать пот с рук, но он страсть какой соленый — с тем же успехом можно глотнуть морской воды.
— Как думаешь, Нэнси и другие еще там? — спросил Джереми.
Он нахально закрыл своим телом единственное отверстие, не давая проникнуть внутрь свежему воздуху. Я легонько пнул Джереми, и тот отполз чуть в сторону. Ну вот как, по замыслу конструкторов этого убожества, здесь уместится
На борту имелось восемь наборов выживания, и каждый я мысленно соотнес с одним из своих друзей, которые остались там, на пароходе: Фрэнсис, Омар, Лерой, Маргарет, Нэнси, Мика и Тамара. Восьмой, понятно, мне. Джереми остался бы ни с чем, и поделом. Если уж на то пошло, я вообще не должен был оказаться вместе с ним на этом дурацком плоту. Черт, да он бы никогда и не отправился в круиз, если бы не доброе сердце бедняжки Нэнси и ее неумение отказывать всяким никчемам.
Джереми выгнул шею и посмотрел на меня:
— Может, все-таки поищем? Подплывем поближе, глянем: вдруг они на других плотах?
Я покачал головой и с силой ущипнул себя за плечо. Надо бы сказать Джереми, что я их видел. В ту ночь, когда мы спасались с судна, я видел, как они бежали. Видел укусы и кровь. Видел выражение лица Фрэнсиса.
Чертов Фрэнсис! Конечно, он оказался первым, кого укусили.
Джереми носит очки, и сейчас они покрыты слоем соли. Соль здесь повсюду так что он даже не имеет возможности почистить линзы и в конце концов смиряется. Теперь он глядит на все сквозь белую дымку.
Не могу смотреть на него. Такой видок, будто он уже покинул наш мир. Будто превратился в одного из них.
Джереми думает, что я ни о чем не догадываюсь. Хотя он постоянно нащупывает под рубашкой место укуса, поглаживает его, слегка нажимает на края. Я делаю вид, будто не замечаю. Впрочем, не похоже, чтобы Джереми это вообще волновало. Даже если бы я не увидел кольцо из кровоточащих ранок на ребрах в ту ночь, когда пытался вытащить чувака из кошмара, в конце концов я бы все понял.
Господи всемогущий! Каждый день температура поднимается до сорока градусов, и хотя мы прячемся от зноя под тентом, нельзя сказать, чтобы в тени было прохладно.
Я скинул рубашку в первый же день, но Джереми моему примеру не последовал. Это его проблемы; мне лично наплевать, что он тощий, как скелет, или чересчур застенчивый, — когда стоит убийственная жара, и вы посреди океана вдвоем на спасательном плотике, и мир вокруг летит в тартарары, о таких вещах, как приличия, не думаешь.
Если я увижу как он лезет в воду, чтобы погадить, я смирюсь с его бледными, дряблыми мышцами и грудью, точно у ощипанной индюшки. Может, я и не самый умный человек на свете, но все же догадался, почему он не снимает рубашку.
— Как думаешь, сколько времени занимает период от момента укуса до обращения?
Да, знаю, что такие вопросы может задавать только последняя сволочь, но ничего не могу с собой поделать. Мне скучно, и я хочу прощупать Джереми: как
Джереми сглотнул, да так, что кадык подскочил до подбородка.
— Зависит от того, насколько серьезный укус, — ответил он, держась за бок.
Я внимательно смотрю на парня и надеюсь, что у него хватит духу выложить все без утайки. Но Джереми придвигается к стенке и переводит взгляд на судно.
— Может, все-таки подплывем? А вдруг кому-то нужна наша помощь?
Но я качаю головой:
— Нет. Это слишком рискованно.
Чего Джереми не знал, так это того, что в первую ночь, когда он заснул, я не устоял перед притяжением этих ярких корабельных огней. Они обещали тепло и безопасность, убеждали в том, что ситуация находится под полным контролем. И я подгреб.
Люди были повсюду, на всех палубах. Они бегали, орали, прыгали в воду. Весь пароход был охвачен паникой и отчаянием. Я видел, как раскачиваются на воде другие спасательные плоты — сидевшие на них боролись и с живыми, и с мертвецами.
В одном из иллюминаторов что-то вспыхнуло, и я напряг глаза в надежде разглядеть, что творится на борту. Тогда я и увидел руку — скрюченные пальцы царапали стекло. А еще я увидел раскрытую пасть, полную зубов, и лицо чудовища, неистово бьющегося в иллюминатор.
И хотя я загасил аварийный маячок на нашем плоту, ощущение было такое, что это существо таращилось прямо на меня. Я чувствовал, что больше всего на свете оно хочет содрать всю плоть с моих костей, разорвать меня на куски. Выпотрошить, как лягушку на лабораторном столе.
Я позволил течению отнести плот назад. Это было до того, как Джереми стал кричать во сне. Перед тем, как я увидел на его теле следы укусов.
— Ты когда-нибудь занимался сексом? — спрашиваю я.
Джереми весь напрягается, рубашка липнет к телу. Несмотря на то, что мы экономно расходуем воду, потеет он очень сильно. А еще, похоже, температурит. Джереми пытается убедить меня, что виной всему зной, но я чувствую сладковатую вонь разложения и понимаю, что места укусов загноились. Привалившись к стенке тента, он спрашивает:
— Зачем?
— Зачем заниматься сексом? Считается, что это чертовски приятное занятие, — отвечаю я, пытаясь таким образом поднять парню настроение.
— Считается? — Джереми недоуменно поднимает бровь.
Я бросаю на него сердитый взгляд и складываю руки на груди.
— Неужели ты не думаешь о таких вещах?
На лице Джереми появляется забавная мина, и я вспоминаю о той ночи, когда мне пришлось навалиться на чувака всей тяжестью, чтобы не перевернулся плот. Я закатываю глаза: