Когда нам семнадцать…
Шрифт:
— Как здесь неуютно! — поморщилась Милочка.
— Не нравится? — засмеялся Чернышев. — С новым цехом не сравнить! Но здесь-то как раз, друзья, и была отлита ваша знаменитая пушка.
— А где же вагранка? — удивилась Тоня.
— Вагранки той вы не увидите, ее убрали. А на месте, где она стояла, монтируется электросталеплавильная печь.
Инженер показал рукой в дальний угол на стальной цилиндр, окутанный густой сетью трубок. Возле него я увидел Зотова. Партизан, обнажив голову, задумчиво смотрел перед собой. Мы подбежали к нему.
— Вот тут ее, голубу, и отливали, — волнуясь,
— Значит, не жалеете, что убрали вагранку? — улыбнулся Чернышев.
— Что ж… она свое дело сделала.
Зотов спросил, скоро ли пустят электропечь, и увидел на стене плакат.
— «Социалистический договор, — прочитала вслух Тоня. — Мы, рабочие монтажной бригады, обязуемся сдать сталеплавильную печь в эксплуатацию ко дню Красной Армии. Предлагаем администрации цеха обеспечить нас всем необходимым для работы».
— А что задерживает монтаж? — поинтересовался Игорь.
— Не доставлена часть аппаратуры. Ну, и разные мелкие неполадки, — пояснил инженер.
— Надо устранить эти неполадки! — воскликнула Милочка.
— Милочка-литейщица! — развеселились ребята.
— А что вы думаете? Правильно Мила говорит, — вступилась Тоня. — Давайте следить за выполнением договора монтажников. Ведь это так интересно!
— И поручим Чаркиной докладывать нам! — выкрикнул Вовка.
— Поддержать! Кандидатура самая подходящая.
Но в этот момент из литейного цеха донеслись удары в колокол.
— Начинается розлив чугуна, — объявил Чернышев.
Не успели мы занять места возле вагранки, как над головами с шумом пронесся мостовой кран. Он остановился, затем двинулся снова и опустил перед вагранкой большой металлический ковш. Взмахнув ломиком, рабочий в комбинезоне пробил над желобком вагранки отверстие, и из него брызнул серебристый ручеек металла. Озарившись красным пламенем, ручеек этот полился по желобку в подставленный ковш, и вдруг… началась «бомбардировка»! Из ковша на нас полетело множество раскаленных точек.
— Искры! Искры! — заволновались ребята, пятясь.
Рядом со мной раздался писк. Это была Милочка. Она сидела в корыте с месивом огнеупорной глины, и глаза ее были полны ужаса.
— Милка! — бросилась Тоня выручать подругу.
И тут мы все увидели Бойко. Главный энергетик завода быстро шел к нам. Его остановил Чернышев и отвел в сторону.
— Кто это? — дернул меня за рукав партизан, кивая на Бойко.
Я объяснил.
— А давно он здесь? Откуда приехал?
Пришлось подозвать Ольгу.
Узнав о том, что отчим Ольги приехал в Сибирск лет пять назад, а до этого всю жизнь пробыл на Урале, Зотов спросил:
— А точно его фамилия Бойко?
— Конечно… — смутилась Ольга. — Вы почему так спросили?
— Так… почудилось, — неохотно ответил партизан. — Каких в жизни совпадений не бывает!
И до конца осмотра завода Зотов больше не произнес ни слова.
Глава двадцатая
Враг
— Что такое инженер? — обратился ко мне Игорь перед началом урока физики.
— Не пойму, что тут неясного, — пожал я плечами.
— Значения этого слова точно не знаю и вот мучаюсь. — Брови-усики моего друга виновато подскочили вверх. — Помнишь, Лешка, я нарисовал на снегу два кружочка и сказал, что твоя голова для инженерной работы не годится?
— Ну, помню, говорил. А теперь?
— Не знаю. А вдруг я ошибся? Пишут, Стендаль был инженером, Гарин-Михайловский, который «Детство Тёмы» написал, тоже, Короленко учился в политехническом институте. Вот только про поэтов я не знаю…
— Отстань!
— А чего ты нервничаешь? Ковборина теперь в школе не будет. Директором, ходят слухи, назначается Грачев.
Новость, второпях рассказанная Игорем, была очень интересна, но Максим Петрович уже начал урок.
Он объяснял устройство двигателя внутреннего сгорания не только по чертежу, приколотому к стене у классной доски. На виду у всех стояла модель автомобильного мотора в разрезе. Стоило учителю повернуть заводную ручку, как начинал вращаться коленчатый вал, а вместе с ним ходили вниз и вверх поршни в цилиндрах, открывались и закрывались клапаны. Эту модель Максим Петрович взял из технического зала заводского Дома культуры. Следить за работой двигателя было интересно. Даже Чаркина, вечно имевшая «неуды» по физике, и та слушала и смотрела с интересом.
— Как вы уже знаете, — говорил учитель, — в цилиндрах происходит воспламенение горючей смеси. Вот и подумайте, головы: что же, в конце концов, определяет мощность двигателя — количество поступающего топлива или количество воздуха?
— Конечно, топлива! — раздались голоса.
Я взглянул на Игоря — он сидел задумавшись. Но тут прозвенел звонок. Максим Петрович предупредил нас, что ждет ответа на следующем занятии.
Вопрос, поставленный учителем, как-то невольно заинтересовал меня. Я шел домой и искал ответа на него. Не топливо ведь, рассуждал я, а воздух, точнее кислород ограничивает мощность мотора! Топлива всегда сгорит столько, сколько имеется для него кислорода в цилиндре. И не больше! Значит… значит, если вгонять в цилиндр дополнительный воздух при всасывании, то можно увеличить мощность мотора! Может быть, поставить воздуходувку? Но чем ее приводить в движение? Эх, чудак же я! А если для этой цели использовать энергию выхлопных газов работающего мотора?
Я пришел домой и засел за чертежи и расчеты. Зотов, квартировавший у нас, часто подходил к моему столу и, глядя на непонятные для него «закорючки» формул, разглаживал седую, в черных нитях бороду:
— Ты, паря, ровно в инженеры готовишься. А мне на слет не терпится… Пойдем-ка поскорее, уважь старика!
В этот вечер открывался слет красногвардейцев завода. С трудом оторвался я от чертежа.
— Что не шел так долго, Лешка? — встретила меня Тоня. — Стихи, что ли, опять сочиняешь? Посмотри, сколько народу возле нашей пушечки!