Когда наша не попадала
Шрифт:
Богато украшенный перьями воин (даже странно, как они уцелели в этой свалке) нервно потер свою шею, смущенно взглянул на подошедших ватажников и, тщательно подбирая слова, почти прошептал:
– Моя не хочет больше драться. Моя хочет говорить.
– Говори, – равнодушно ответил Иван.
– Моя был неправ и поэтому хочет пригласить вас в столицу, к жрецам Сияющего.
С этими словами воин вновь потёр шею и с тоской в глазах оглянулся назад. Атаман забеспокоился:
– Эй, кто его по шее треснул? Вишь, как заплохело.
– Не помню, – хмуро огрызнулся Геллер,
– Никто меня не бил! – попытался гордо выпрямиться военачальник, но охнул и вновь схватился за шею. – Только у нас сейчас наказание одно, секир-башка называется.
– Совсем… странный народ, – задумчиво прокомментировал Спесь Федорович, и оглянулся на ватагу. – Ну что, братцы, пойдём, побеседуем со жрецами?
Ватага согласно отозвалась дружным рёвом, кулаки по-прежнему чесались.
– Вот и ладненько, – Кудаглядов повернулся к командующему. – Собирай своих, тех, кто на ногах остался, да и пойдём потихоньку.
Перьеносец тоскливо огляделся: те, кто остался на ногах, стремительно разбегались, похоже, наказание касалось всех без разбора.
– Придётся идти…
Путь к столице был печален. Потрясённый волхв не смотрел по сторонам, командир побитого войска был не расположен к описаниям природных красот, а остальные… Остальные ворчали на жару, крикливых птиц и вслух вспоминали о спокойной, неяркой, но берущей за душу красоте родных лесов. Конечно, яркая красотка легко бросается в глаза, но приглядишься – и видишь всю её чужеродность и пустоту. А посмотришь на какую-нибудь скромную дивчину и вдруг с абсолютной ясностью понимаешь, что мир без неё тебе больше не нужен. Надо только внимательно смотреть и помнить, что не всё золото, что блестит.
Столица никому не понравилась. Слишком много камня, слишком выпячивались какие-то ступенчатые здания, увидев которые атаман сбился с шага и потрясенно присвистнул, спросив у оказавшегося рядом Лисовина:
– Слушай, а мы здесь ничего не строили?
– Нет! – категорично ответил Геллер. – Кто же строит дома с такими уступами на стенах? Сами, небось, додумались.
– И не только до этого, – потрясенно сказал Эйрик, до сих пор молчавший. – Как противно пахнет кровью.
Все принюхались, и Михайло стал неторопливо засучивать рукава.
– Подожди, – остановил его атаман и обратился к сопровождающему: – Куда ты нас привёл?
– В столицу, – вздохнул воин, потёр шею, видимо, прощаясь с головой, и продолжил: – Сейчас на площадку для игр, потом встретитесь со жрецами, и…
– И?
– Я дождусь вас на вершине пирамиды, – хмуро проворчал проводник и снова вздохнул.
– Ты не вздыхай, а говори ясно и конкретно, – горой нависли над ним Геллер и Непейвода. Но командир разбежавшейся армии вдруг перестал понимать общий язык и отвечал только на своем наречии, которого никто не понимал, даже волхв. Пожав плечами, атаман оглядел свою компанию, показал кулак что-то бубнящему под нос Эйрику и сплюнул:
– Пошли братцы, разберёмся, во
Площадка была странной, даже очень. Окружённая со всех сторон высокими ступенчатыми стенами, вымощенная диким камнем, впрочем, старательно уложенным, с какими-то кольцами в противоположных концах и, самое интересное, только с двумя выходами. После того как ватажники вышли на площадку, один из проёмов сразу закрылся опустившейся сверху решеткой. Михайло оглянулся, смерил взглядом толщину прутьев и, криво улыбнувшись, снова решительно закатал рукава.
– Погодь, – опять остановил его атаман. – Не спеши, а то успеешь.
Как-то незаметно все ступени заполнились перьеносными мускулистыми людьми, и к ватажникам спустился наголо бритый, но тоже налитый здоровьем мужчина, лениво позевывающий:
– Я вам расскажу о правилах священной игры, чтоб вы могли не слишком оскорбить великих богов.
– Боги не дети, – огрызнулся волхв. – На незнание они не оскорбляются.
Жрец опять зевнул:
– Не спорь, чужеземец. Только мы, жрецы Сияющего, можем судить о нравах богов, остальные слишком глупы. Итак, слушайте и не говорите потом, что не слышали… Всё равно ваш лепет никто слушать не будет. Вот священный мяч, – лысый кивком показал на черный продолговатый предмет, на носилках вынесенный на середину площадки, – его можно брать только локтями…
– Почему?
– Прикосновение другими частями тела оскорбляет богов, – рявкнул жрец и косо посмотрел на задавшего вопрос. – Потом священный мяч нужно забросить в кольцо, под которым будут играть соперники, причём так, чтобы не коснуться самого кольца.
– Чтобы не оскорбить богов?
– Правильно. В общем, играйте.
– А дальше что?
– В смысле? – нахмурился жрец.
– Ну, забросим мы мяч, никого не оскорбляя, а что дальше? – невинно поинтересовался атаман.
Лысый хмыкнул, но всё-таки снизошёл до ответа:
– Дальше победителей ждут почести, ночь с прекрасными девушками и встреча утра на вершине великого храма.
– А дальше? – продолжал давить Спесь Федорович.
– Дальше, дальше, – стал сердиться распорядитель. – Дальше бессмертная слава. И смотрите, за правилами строго следят лучшие лучники нашего войска. Они не промахиваются. А, отлично, вот ваши соперники. Сейчас будете играть.
С этими словами, жрец быстренько удрал на ближайшую ступень и спрятался за спины воинов, доставших мечи и натянувших луки. Пока все с интересом рассматривали выстроившихся напротив блестящих от масла атлетов, Иван подобрался к Эйрику и тихо спросил:
– А что ты всю дорогу сочинял?
– Просил Одина даровать мне мёд, чтобы сочинить вису о великой битве, но, как обычно, отозвался Локи. Но ты знаешь, Иван, кажется, мои боги были правы.
Атаман прошелся к самому здоровому из соперников, перекинулся парой слов и вернулся рассерженный:
– Мне это очень не нравится. Эти дикари убивают, принося в жертву, и победителей, и побежденных. Единственная разница, что победители сами должны с гордостью идти под ножи. Итак, слушай мою команду! Всем стоять и бояться, я буду выражаться афоризмами!