Когда наступит воскресенье
Шрифт:
— Время завтрака, — произнес Найтмер. — Пойдемте с нами, маленький господин. Не следует опаздывать к столу.
Он развернулся и медленно, всё так же по-старчески чуть наклоняясь вперед, побрел в сторону дома. Тилли, не оставлявшая попыток привести измятую, запачканную травой и землей одежду
В столовой ничего не изменилось: взрослые сидели на тех же местах, что и вчера, глухо постукивал механизм больших, всегда напоминавших Скорпиусу черный гроб, напольных часов. Домовые эльфы, накрывая на стол, неслышно появлялись и исчезали. Лишь серый свет пасмурного утра, проникающий через круглые окна под потолком, превращал обычный густой полумрак в нечто тусклое, словно бы лишенное красок. Скорпиус, подавленный и обессилевший от слез, позволил домовым эльфам усадить себя за стол и бездумно уставился в тарелку.
Из оцепенения его вырвал голос бабушки.
— Завтра я переезжаю в городской дом, — произнесла она как всегда отрывисто, с нервной торопливостью разрезая бекон у себя в тарелке. — Вы знаете, Найтмер, как тяжело мне было оставаться в Малфой-мэноре в последние годы… А теперь здесь стало просто невыносимо. Моему терпению пришел конец. Возьмите этот ключ, Найтмер, — Нарцисса сняла с шеи цепочку с висящим на ней ключом — точь-в-точь таким же, как и волшебный ключ Скорпиуса, только чистым и блестящим. — Если жена моего сына захочет… — Нарцисса помолчала, подбирая слова, — …проведать их, не препятствуйте ей. Только… не позволяйте ей забрать Скорпиуса из Малфой-мэнора. Он Малфой, — повторила она с нажимом, словно хотела убедить в этом саму себя, — его место здесь.
— Вы абсолютно
Надолго воцарилась тишина. Наконец Драко сказал тихо, почти шепотом, обращаясь к Люциусу:
— Отчего мама так поступает с нами, отец? Не желает признавать, что знает о нашем… присутствии?
Люциус раздраженно дернул уголком рта.
— Не осуждай ее, Драко. У твоей матери расстроены нервы, — он поморщился, будто на самом деле считал расстроенные нервы Нарциссы какой-то нелепой отговоркой, — ей тяжело. Мы должны быть терпеливы.
Дедушка еще долго говорил о бабушке и о том, что однажды она найдет в себе силы принять то, что происходит, но Скорпиус уже не слушал: он думал только о том, что бабушка уезжает. «Ты слышал, ты слышал? — вопили его друзья, в полнейшем восторге прыгая вокруг стола. — Бабушка уезжает!». «Теперь никто не помешает нам увидеться с мамой, когда она приедет! — весело кричала всезнайка. — А она обязательно приедет! Скоро, совсем скоро! В воскресенье!..». «…И ты сможешь играть с бабушкиными фарфоровыми статуэтками хоть целый день! — ликовал трусишка. — И уже никто не станет тебя ругать за это!..». «А еще, а еще, — продолжала всезнайка, захлебываясь словами, — тебе достанутся все-все-все карамельные яблоки из буфета!..». «…А бабушка уже не сможет их у тебя отобрать», — заключил самый осторожный. «И мы все вместе, — подумал Скорпиус, затаив дыхание в тихой радости, — мама, папа и я, сможем играть с фарфоровыми статуэтками и есть яблоки в карамели всё воскресенье… а может, даже всё лето. Да что там — у нас будет всё время на свете!».