Когда он получает
Шрифт:
Больница.
Я сглатываю. В горле сухо и сыро. Вспышки воспоминаний настигают меня. Вспоминается, когда я в последний раз просыпался в подобном месте. Авария с мотоциклом произошла много лет назад, но я до сих пор отчетливо помню ее последствия. Пульсирующую боль в затылке. Гипс на моей ноге безумно чешется. Мама плакала у моей кровати, а отец просил ее заткнуться и не устраивать сцен.
— Солнышко, как ты себя чувствуешь?
Большой палец Неро нежно проводит по моей руке.
— Как я здесь оказалась?
Мысленно я все еще
Боль.
Потом красное, так много красного.
Я смотрю на себя снизу вверх, но под больничным халатом и одеялом не вижу живота.
Я пытаюсь сесть.
Уф. Большая ошибка.
Неро вскакивает на ноги, его руки лежат на моих плечах. — Осторожно, детка.
Я дышу сквозь резкую боль, а мои глаза перебегают на мониторы рядом со мной. На экранах пульсируют цифры и графики, но для меня это всего лишь загадочные символы. Хотелось бы мне знать, что они означают.
— Сколько времени прошло? — спрашиваю я шепотом.
— Два дня.
Два дня. Кажется, что всего несколько секунд назад я держала в руках пистолет, а мой палец лежал на спусковом крючке.
— Пахан мертв?
— Да.
— Тогда вы — капо Ферраро.
— Да.
В его тоне нет радости. Даже облегчения от того, что он получил повышение. Это потому, что он беспокоится обо мне? Или дело в чем-то другом?
Я замечаю повязку на его руке. — Ты поранился?
— Ничего страшного. Просто царапина, которая быстро заживет. — Он мягко улыбается мне. — Ты спасла нам обоим жизнь.
— А как же Екатерина?
Челюсть Неро твердеет. — Ее больше нет.
Ушла. В смысле умерла. В смысле… я убила ее.
Я убила кого-то.
Осознание этого бьет в живот, а затем накатывает такая сильная тошнота, что я стону.
— Я вызову врача, — говорит Неро.
Те моменты в ванной прокручиваются в моей голове как кошмарный сон. Я прикусываю внутреннюю сторону рта и чувствую вкус меди. О Боже. Что я наделала?
Я убийца. Я забрала чью-то жизнь.
Это не похоже на правду. Это не похоже на то, на что я способна, но это правда. Неоспоримая и холодная.
Я нажала на курок.
Этого уже не вернуть. Я никогда не стану прежней. Да и как я могу быть прежней? Я совершила немыслимое.
Дверь распахивается, и на пороге появляется человек в медицинской одежде.
— Привет, Блейк, — говорит доктор. — Как вы себя чувствуете?
Я прижимаю руку к губам. — Как будто меня вот-вот стошнит.
— Это нормально после анестезии, — объясняет доктор, переходя к проверке мониторов. — Вы можете чувствовать тошноту, головокружение и дезориентацию в течение нескольких дней, пока ваше тело не приспособится.
Дело не в анестезии. Дело в том, что я сделала то, на что никогда не думала, что способна, и среди шока, растерянности и страха не хватает одной эмоции.
Вины.
— Вам больно?
Я моргаю и заставляю себя ответить на его вопрос. — Живот.
— Я подберу вам обезболивающее. — Он тянется к капельнице и осторожно поворачивает циферблат. —
— Когда она сможет пойти домой? — спрашивает Неро, его голос напряжен.
— Я бы хотел оставить ее здесь еще на пять дней, по крайней мере, поскольку нам нужно наблюдать за ней на предмет возможных инфекций. Кроме того, я хочу убедиться, что у нее не будет повторного кровотечения.
Пять дней? После аварии на мотоцикле меня выписали на следующий день. Наверное, потому что у нас не было страховки, а отец не хотел оплачивать мой уход из своего кармана.
Неожиданно на глаза навернулись слезы. Если бы он знал, что я сделала, чтобы выжить… У меня такое чувство, что он бы гордился мной.
Меньше всего мне хотелось вести себя так, чтобы мой дерьмовый отец гордился мной.
Доктор уходит.
Неро снова берет меня за руку и говорит что-то о том, что мне не нужно ни о чем беспокоиться. Что я в безопасности. Что скоро я выберусь отсюда.
Но его слова не приносят никакого утешения. Я держу глаза закрытыми, рот плотно закрытым, пока темнота не затягивает меня обратно под землю.
Неро не спит. Следующие несколько дней, как только я просыпаюсь, он тут как тут, присматривает за мной со стула, стоящего рядом с моей кроватью.
Он следит за тем, чтобы у меня было все необходимое, кормит меня едой, которую приносят медсестры, и остро реагирует на каждое мое замечание о том, что у меня что-то болит.
Когда мне нужно в туалет, он тут как тут, провожает меня до унитаза, заботливо обнимая за талию. Я цепляюсь за него, слабее, чем когда-либо. Комната, в которой я нахожусь, невелика, но она словно по волшебству увеличивается в размерах, когда я пытаюсь перебраться на другую сторону.
Забота, с которой он обращается со мной, вызывает неприятные, постыдные чувства. Я не заслуживаю его сострадания. Я не заслуживаю ничьего сострадания. Я была права, когда боялась того, что может сделать со мной этот мир, но я даже не представляла, что за чудовище скрывается внутри.
Ко мне заходят Клео и Рафаэле. Рафаэле в нескольких словах желает мне скорейшего выздоровления, его голос низкий и хрипловатый. Он стоит у изножья кровати, засунув руки в карманы, и смотрит на мониторы, словно молча оценивает мое состояние и проверяет, правы ли врачи.
Клео — полная противоположность. Она бросается к моей кровати, обнимает меня, а затем начинает задавать миллион вопросов о том, как я себя чувствую. В отличие от своего мужа, она не обращает внимания на мониторы, зато составляет длинный список вещей, которые мне «совершенно необходимы» для восстановления — утяжеленная маска для глаз, спрей для подушки с запахом лаванды и нечто под названием «целебный кристалл», которым она клянется. Но, несмотря на ее немного нелепые предложения, меня согревает ее искренняя забота.