Когда она расцветает
Шрифт:
ГЛАВА 1
ВАЛЕНТИНА
Мама вышла замуж за одного из самых важных донов Нью-Йорка, когда ей было всего восемнадцать. Такие браки никогда не бывают легкими, но все говорили, что она рождена для этой роли. Ее стоицизм перед лицом любой борьбы, которую бросал ей папа, создал ей репутацию надежной, нерушимой и совершенно невозмутимой. Даже ее имя, Пьетра, в переводе с итальянского означает «камень».
Меня воспитывали, чтобы я была такой же, как она, — идеальной женой мафиози, но в браке с Лазаро я разрушаюсь. Если моя
Скоро от меня ничего не останется.
Я отрываю взгляд от обручального кольца и осматриваю окружающую обстановку. Я всегда считала частный обеденный зал La Trattoria показным. Роскошь настолько бросается в глаза, что заставила бы покраснеть большинство честных людей, но, как водится, мало кто из них проходит мимо тяжелых деревянных дверей. Стены, обитые голубым шелком, лепной потолок, трехъярусная люстра и этот нелепый пол. Замысловатый цветочный узор из гранита, мрамора и травертина. Один только пол стоит больше, чем дома большинства людей. Ему место в гостиной королевского дворца. Но вместо этого он украшает любимую комнату для совещаний папы.
Учитывая, как часто проходят его встречи, я не удивлюсь, если этот этаж видел больше трупов, чем морг, но сегодня нет никаких признаков надвигающегося кровопролития.
В конце концов, женщины клана Гарзоло пришли на девичник — радостное событие. Или должен быть таковым, если Белинда, моя кузина и будущая невеста, перестанет плакать в свою тарелку.
— Мы будем продолжать игнорировать тот факт, что она рыдает? — спрашивает Джемма, вынимая из корзины кусок без глютенового хлеба.
Я оглядываю женщин, сидящих за столом — множество тетушек, кузин, сестер и бабушек. Только Нонна и мать Белинды, кажется, заметили ее расстройство. Они обмениваются тревожными взглядами друг с другом, а затем натягивают неискренние улыбки.
— Мы не игнорируем это. Мы притворяемся, что это слезы счастья, — говорю я сестре.
За столом могут комфортно разместиться двадцать человек, но у нас большая семья и несколько дальних кузенов, которые категорически отказались остаться в стороне, поэтому нас двадцать шесть человек, сидящих бок о бок.
Я нахожусь между Джеммой справа и мамой слева. Мама одаривает Белинду своим лучшим взглядом. Если этого было недостаточно, чтобы выразить свое неодобрение, то стиснутые челюсти должны это сделать. Я точно знаю, что она думает — это выше женщин Гарцоло быть такими эмоциональными.
Мама ненавидит слезы, нытье и жалобы, и, как ее старшая дочь, я получила достаточно наставлений о том, как избежать всего этого любой ценой.
Это умение часто проверяется с тех пор, как я вышла замуж два месяца назад.
Дело в том, что бедная восемнадцатилетняя Белинда не имела такой подготовки, и ее реакция на ситуацию вполне понятна. В следующем месяце она должна выйти замуж
— Это так неловко, — говорит Джемма. — Лучше бы я была на похоронах.
Мама подслушивает — как же иначе, когда она сидит так близко, что ее локоть задевает мой каждый раз, когда она тянется за своим стаканом с водой, — и высовывает шею, чтобы посмотреть на Джемму. Выражение ее лица не является полноценным хмурым, но любой, кто ее знает, понимает, что крошечная линия между ее ботоксированными бровями означает, что она злится. — Отведи Белинду в ванную и не выходи, пока она не успокоится.
Лицо моей сестры бледнеет.
— Я? Как я должна ее успокаивать? — Она бросает на меня умоляющий взгляд. — Вместо этого пошли Вейлу.
Мамин взгляд на мгновение останавливается на мне, прежде чем она качает головой. — Иди, Джемма. Не задерживайся.
В ее тоне есть тонкая грань, которая говорит нам, что спорить бессмысленно.
Джемма испускает долгий вздох, поднимается со своего места и разглаживает руками льняную юбку длиной до колена. — Если я не вернусь в десять, значит, мне нужно подкрепление.
Ее уход — как щелчок выключателя. Неудобное напряжение, возникшее между мной и мамой вскоре после дня моей свадьбы, встает на место. Мой позвоночник выпрямляется. Ее челюсть работает.
— Ты думаешь, я не способна дать совет Белинде по поводу ее предстоящего замужества? — спрашиваю я. Мне следовало бы промолчать, но я не могу. Моя душевная боль от предательства ее и папы слишком свежа. Как они могли отдать меня, свою старшую дочь, такому человеку, как Лазаро?
Мама крутит спагетти-аль-лимоне на вилке и поднимает ее с тарелки. — Я знаю, что ты все еще привыкаешь.
Горькая улыбка дрогнула на моих губах. — Это то, что я делаю?
— Надеюсь, что да. Я подготовила тебя к этому.
Она должна знать, что это нелепое заявление. — Ничто из того, чему ты меня учила, даже отдаленно не подготовило меня к тому, чтобы справиться с моей нынешней ситуацией.
Она медленно жует. Она проглатывает пищу и поворачивается ко мне лицом. — Ты забыла наши уроки?
Я крепко сжимаю вилку в руке. — Какие? Я не думаю, что в одном из них говорилось о том, как вести себя, когда тебя заставляют…
— Позволь мне напомнить тебе об одном, — прерывает она. — Женщины Гарзоло никогда не жалуются на обстоятельства, которые они не могут изменить.
Мои легкие сжимаются. — Ах, конечно. Это классика.
— Ты замужняя женщина с мужем, которого ты должна поддерживать, как бы он ни требовал. У нас уже есть один наглый ребенок за этим столом, Валентина. Нам не нужен еще один.
Нелепо, что после всего, что произошло за последнее время, получить от нее критику все еще кажется острым жалом.