Когда осенние печали. Часть 3
Шрифт:
– Было, Аня… было… - Виталий говорил демонстративно спокойным тоном. – Я тебя только об одном прошу… Скажи мне правду. Ведь Дмитрий – мой сын?
– Нет! – Анна едва удержалась от того, чтобы крикнуть на весь кабинет.
Этот человек, сидящий напротив, был мало похож на того Виталия, которого она когда-то безумно любила. От той любви не осталось и следа, и сам Мясников сейчас выглядел не так, как тридцать лет тому назад – заметно постаревший, потяжелевший, с каким-то выцветшим, усталым взглядом… Этот человек ужасно раздражал, и всё, чего хотелось
– Аня, послушай меня… - в голосе Мясникова неожиданно послышались железные нотки. Анна вдруг подумала, что именно так он разговаривает со своими подчинёнными и вообще – со всеми, кто ниже его рангом. – Я обещаю, что никогда не потревожу тебя своим присутствием. Просто скажи мне правду.
– Я говорю тебе правду… - ещё одно усилие над собой принесло плоды – Анна понизила голос. – Дима – не твой ребёнок. Его отец – Саша, и я знаю это наверняка.
– Какая у него группа крови?
– Первая. Ну, и что?
– У меня тоже – первая.
– Это ни о чём не говорит, - Анна усмехнулась. – У нас у всех первая группа: и у меня, и у Саши, и у Димы.
– Аня, поверь… - тяжело вздохнув, Мясников уставился на свои сцепленные пальцы. – Для меня это очень важно.
– Я ничем не могу тебе помочь.
– А вот я мог бы помочь… - взгляд снова скользнул вверх – на Анну. – Я во многом мог бы помочь своему сыну. Но это нужно сделать именно сейчас, пока не поздно…
– Ты что… - она уставилась на него округлившимися от изумления глазами. – Ты покупаешь моё признание?!
– Ты не так поняла…
– Ты это – серьёзно?! – совершенно неожиданно Анна расхохоталась. – А если я сейчас возьму – и совру, что Дима твой сын?! Такой вариант ты не рассматривал?!
– Ты не соврёшь… Ты врёшь мне сейчас, когда утверждаешь, что его отец – не я.
– Да почему ты так уверен?! – веселье Анны было неестественным, скорее это было нервное возбуждение – смеялись губы, но не глаза.
– Потому, что я видел его, наблюдал… Я слушал, как он поёт… Я всё знаю про Дмитрия. Он очень талантлив, уж я-то кое в чём разбираюсь….
– А талантливым он может быть только в тебя?.. – Морозова иронично усмехнулась. – Не очень скромно с твоей стороны.
– Он совсем не похож на твоего мужа.
– Ну, всё, достаточно… - Анна посерьёзнела так же внезапно, как и развеселилась. Чуть отпрянув от стола, она снова хлопнула по нему раскрытой ладонью. – Я ещё раз – в самый последний – повторяю тебе: Дима не твой сын. И считаю наш разговор на этом законченным.
– Аня!.. – Мясников заговорил нервно, торопливо, как будто опасаясь, что она его перебьёт. – Я сейчас поступил по-честному… Я не пришёл к тебе домой, я пришёл сюда, чтобы поговорить с глазу на глаз… Я пришёл сначала к тебе… а не к Дмитрию…
– Что-о-о?! – услышав такое неожиданное «откровение», Анна изменилась в лице. – Даже думать не смей! Не смей даже приближаться к
– Я понимаю, что ты хочешь сказать… Да, я поступил с тобой нехорошо. Но сейчас… - Виталий на какое-то время замолчал, как бы собираясь с духом, затем шумно выдохнул и вновь поднял взгляд. – Я очень серьёзно болен, Аня. Я не знаю, сколько мне осталось… Год, полгода, месяц… Поэтому я имею право знать…
– Ты хочешь, чтобы я тебя пожалела?.. – Анна недоверчиво улыбнулась – совсем чуть-чуть, одним уголком губ. – Ну, что ж… прими моё искреннее сожаление. Я надеюсь, что ты всё же поправишься…
– Меня не нужно жалеть…
– А большего я дать тебе не могу. Ты пытаешься вырвать у меня признание в том, чего нет. Ты привык получать всё, что хочешь… Но сейчас это не работает. Дима – не твой ребёнок. И давай сейчас попрощаемся… - Анна недвусмысленно поднялась из-за стола. – В любом случае – навсегда.
***
Едва дождавшись, когда за Мясниковым закроется дверь, Анна вновь упала на стул. Она чувствовала себя совершенно обессиленной и ещё какое-то время сидела, подперев лицо ладонями. Рабочий день подходил к концу, к счастью, никто не тревожил директора, и, немного придя в себя, она с опаской посмотрела на дверь – их с Виталием разговор могли слышать в приёмной. Хотя она старалась не повышать голоса, но несколько фраз произнесла довольно громко…
…Впрочем, теперь это уже не имело значения. Вопреки её воле, встреча с прошлым состоялась, и дай Бог, чтобы она не оказалась роковой.
…Приехав домой, она по обыкновению какое-то время сидела в мягком кресле, а затем отправилась на кухню. Пожалуй, впервые в жизни всё валилось из рук: раньше Анна только слышала это выражение, а вот что оно обозначает, поняла только сегодня. Выскользнувшее из ладони, растёкшееся по светлому линолеуму яйцо оказалось на редкость скользким: нечаянно наступив на слизистую массу, Анна едва не упала… Лишняя щепоть соли безвозвратно высыпалась в фарш – она сообразила, что посолила его дважды, когда было уже слишком поздно… Макароны, которые никогда в жизни не слипались, сегодня вдруг образовали твёрдый, липкий комок…
Последней каплей оказался нечаянно порезанный во время шинковки лука палец. Подставив кровоточащую фалангу под холодную струю воды, Анна чувствовала, как по щекам стекают другие – уже горячие – струйки… Она плакала навзрыд, благо дома никого не было: Саша ещё не вернулся с работы, а Дмитрий и Наталья уже уехали в свою студию, прихватив обоих детей.
Забинтованный палец сильно мешал закончить приготовление ужина, но Анна мужественно справлялась. Выключив последнюю конфорку, набрала номер мужа. В последнее время она часто звонила ему, если он задерживался. Раньше было наоборот – Александр без конца предупреждал супругу, если опаздывал к ужину. Сейчас же самой Анне всё чаще и чаще хотелось слышать Сашин голос… Пусть и по телефону.